Наоми очнулась от собственного кашля. Лицо плотно прижималось к палубе. Она не могла понять — то ли отчаянно ослабела, то ли находится в режиме высокого ускорения. Контуры шлюзовой камеры вокруг неё расплывались. Она снова закашлялась — с глубоким, влажным звуком. Она тут же представила кровоточащие лёгкие, но исторгнутая жидкость была прозрачной. А вот руки стали почти не похожи на руки — пальцы толстые, как сосиски, заполнены плазмой и жидкостью, до обожженной на солнце кожи больно дотронуться. Болели все суставы — от пальцев на ногах до шеи. Живот как будто кто-то пнул пару десятков раз.
Наоми попыталась вдохнуть. Получилось. Вдох, выдох. В лёгких что-то булькало. «Ну, хоть не кровь, — сказала она себе, — это не кровь». Она перекатилась на бок, подтянула ноги, села — и тут же снова легла, мир вокруг поплыл. Сила тяжести была больше обычной. Наверняка больше, ведь она же не могла так ослабеть?
Под ней урчал «Четземока». Она смутно различала какие-то слова. Голоса. Один голос. Она понимала, что это невозможно, но не могла сообразить почему. Наоми закрыла лицо руками. В ней поднималась буря эмоций — восторг, горе, торжество победы и гнев. Сознание ещё оставалось спутанным, чувства не ассоциировались с чем-то конкретным. Они просто подступили, и Наоми наблюдала за ними и ждала, понемногу приходя в себя. Руки и ноги начали ныть, разодранные нервы кричали от боли. Она не прислушивалась к ним. В конце концов, это просто боль. Бывало и хуже.
Потом она добралась до своих ног. Чёрный декомпрессионный блок ещё торчал в её бедре. Она выдернула его, подняла повыше и отбросила. Похоже, полторы-две g. Прекрасно. Вот если бы она так скверно чувствовала себя при одной, тогда да, пора волноваться. Хотя, возможно, побеспокоиться всё же стоило.
Она открыла внутренний люк и оказалась в плохонькой гардеробной. Шкафчики распахнуты, скафандры висели в них или валялись на полу. Все кислородные баллоны исчезли. Голос — это был только один голос, но уши Наоми сейчас почти не воспринимали высокие частоты, только невнятную мешанину басовых тонов — казался знакомым. Она подумала, что должна его знать. Наоми прошлась по брошенному кораблю. Она гадала, сколько времени пролежала без сознания и можно ли теперь выяснить, где она, куда направляется и с какой скоростью.
Она добралась до пульта управления и попыталась получить доступ к системе навигации, но та оказалась заблокированной. Так же, как и связь, проверка состояния, ремонт и диагностика. Она опустила голову на панель — больше от изнеможения, чем в отчаянии. Прямой контакт кости и керамики изменил проводимость звука, как прижатые наушники. Она разобрала слова. «Это Наоми Нагата с «Росинанта». Если вы это слышите, пожалуйста, передайте дальше. Сообщите Джеймсу Холдену, что я в беде. Контроль навигации потерян. Связь не в порядке. Прошу передать сообщение». Она фыркнула, закашлялась, выплюнула на палубу прозрачную жидкость и рассмеялась снова. Это сообщение — ложь, придуманная Марко, чтобы заманить Джима в смертельную ловушку.
И каждое слово в нём сейчас было правдой.
Глава сорок вторая
Арнольд Мфуме, а не Алекс, вышел из отсека экипажа, на ходу подсушивая волосы. Увидев у кофе-машины двух капитанов — Холдена и Фостера — он поморщился.
— Опаздываете, мистер Мфуме, — сказал Фостер Сейлс.
— Да, сэр. Чава мне тоже сделала замечание. Уже бегу.
— Кофе? — спросил Холден, протягивая только что налитую грушу. — С молоком, но без сахара. Может, и не по вашему вкусу, зато готовый.
— Не откажусь, — ответил Мфуме с быстрой и нервной улыбкой. Холден не сумел распознать его акцент. Мфуме смягчал звуки и глотал согласные. Каково бы ни было происхождение акцента, он ему подходил.
Пока Холден протягивал грушу, Фостер откашлялся.
— Опаздывать на вахту — дурная привычка, сами знаете.
— Да, сэр. Простите, сэр. Этого больше не повторится.
И Мфуме ушел, забрался в рубку по лестнице быстрее, чем его отвез бы лифт. Фостер вздохнул и покачал головой.
— Хорошо быть молодым, но у некоторых всё равно это получается лучше, чем у других.
Холден набрал команду для еще одного кофе.
— Не хотел бы я, чтобы люди судили обо мне по тому, что я наделал в двадцать лет. А как насчет вас? Будете кофе?
— Лично я предпочитаю чай, — ответил капитан. — Если это возможно.
— Кажется, я даже не пробовал.
— Правда?
— Всегда кофе.
Утренняя встреча стала лишь частью испытания. С новой командой и висящей над кораблем неопределенностью Холдену и Фостеру Сейлсу это показалось хорошей мыслью, чтобы наладить отношения, сравнить записи, убедиться, что всё идет как положено. Задачу облегчало и то, насколько уважительно Фостер обращался с «Роси». Он не привел собственную команду и сам не чувствовал себя комфортно, но они не собирались копаться в чужих шкафчиках, пока никто не видит. И с каждым днем команда становилась для Холдена всё более знакомой. Менее странной.