Игры Немезиды

Вокруг него суетился муравейник Цереры. Люди, находящиеся на вершине пищевой цепи, покупали уличную еду в киосках, билеты на шаттлы и дальние рейсы. Обитатели щелей тоже были здесь. Девочка не старше десяти лет с длинными грязными волосами, одетая в розовый спортивный костюм на два размера меньше, чем нужно, следила за путешественниками, не встречаясь с ними взглядом. Ждала, когда кто-нибудь оставит без присмотра багаж или ручной терминал. Она заметила, что Амос смотрит на нее, и метнулась к техническому люку в стене.

Живут в щелях, но живут. Приспосабливаются, не умирают.

Он снова сглотнул, скривившись от боли. Его терминал запищал, и он взглянул на табло, нависавшее над залом станции. Яркие желтые буквы на черном фоне, шрифт, созданный для удобства, а не для красоты. Посадка на его рейс на Луну начнется через три часа. Он ткнул в экран терминала, сообщив автоматизированной системе, что будет на борту, и пошел искать, чем занять эти три часа.

У выходов на посадку обнаружился бар, и проблема легко решилась.

Амос не хотел напиться и опоздать на корабль, поэтому налег на пиво, медленно и методично опустошая кружку и подавая бармену сигналы взмахом руки, когда достигал дна, так что следующая уже ждала его на стойке сразу после того, как он расправлялся с предыдущей. Он хотел легкого опьянения и расслабленности и точно знал, как этого достичь в максимально короткий срок.

Развлечений в баре предлагалось немного, и он мог сконцентрироваться на кружке, бармене и следующей порции выпивки. Комок в горле уплотнялся с каждым глотком, Амос не обращал внимания. Другие посетители сидели тихо, читали с экранов своих терминалов или перешептывались маленькими группами. Каждый находился на пути куда-то. Это место не являлось конечным пунктом, всего лишь попавшееся по дороге, случайное и тут же забытое.

Лидия умерла.

Двадцать лет он думал о ней. И ее лицо — татуировка чуть выше сердца — было, конечно же, частью этих мыслей. Каждый взгляд в зеркало без рубашки служил напоминанием. Но помимо этого каждый день давал ему возможность выбора. И каждый раз это начиналось с того, что тонкий голосок в голове спрашивал — а как бы посоветовала поступить Лидия. Когда Амос получил сообщение от Эрика, то понял, что не виделся и не говорил с ней больше двадцати лет. А это значит, ей стало на двадцать лет больше. А сколько ей было, когда он уехал? Амос вспомнил седину в ее волосах, морщинки вокруг глаз и губ. Она старше него. Но ему было пятнадцать, и «старше него» могло означать любую цифру.

А теперь она мертва.

Возможно, человек на двадцать лет старше той женщины, что он помнил, достаточно стар, чтобы умереть от естественных причин. Может, она умерла в больнице или в своей постели, в тепле и уюте, в окружении друзей. Может, в ногах у нее спала кошка. Амос очень надеялся, что так и было. Иначе он убьет всех и каждого, кто хоть как-то в этом замешан. Он покрутил так и сяк эту мысль, ожидая, не остановит ли его Лидия. Сделал еще один большой глоток пива, обжегший горло. Он очень надеялся, что не заболел.

Ты не болеешь, прозвучал в голове голос Лидии. Тебе грустно. Ты горюешь. Комок в горле, пустота в груди, пустота в животе, сколько бы пива ты в него не влил — это все горе.

— Хм, — сказал Амос вслух.

— Что-то нужно, приятель? — спросил бармен с профессиональным равнодушием.

— Еще одну, — Амос показал на свою полупустую кружку.

Ты не умеешь горевать, сказал другой голос. Холден. Это была правда. Поэтому Амос и доверял капитану — он говорил только то, что думает. Не нужно анализировать, не нужно вычислять, что он на самом деле имеет в виду. Даже когда капитан лажал, он действовал с добрыми намерениями. Не часто Амос встречал таких людей.

Сколько себя помнил, Амос ощущал единственную сильную эмоцию — гнев. Он всегда был где-то близко, поджидал его. Легкий способ дать выход своему горю, он это понимал. Неподалеку сидел жилистый человек, похожий на скалолаза. Он целый час потягивал одну кружку пива. Каждый раз, когда Амос заказывал новую, человек бросал на него раздраженно-ревнивый взгляд. Завидует его бездонному счету. Все будет так просто. Скажи ему что-нибудь, громкое и язвительное, поставь в такое положение, что ему будет стыдно отступить на глазах у всех. Бедняге придется проглотить наживку, и Амос получит возможность вколотить свое горе в парня. Неплохой способ развеяться.

Этот парень не убивал Лидию, сказал голос Холдена. Но, может, кто-то другой убил, подумал Амос. Я должен разобраться.

— Пора расплатиться, амиго, — сказал Амос бармену, помахав ему ручным терминалом. — Запиши две следующие того парня на мой счет.

Скалолаз нахмурился, но, не обнаружив в жесте Амоса ничего оскорбительного, сказал:

— Спасибо, брат.

— Не за что, эрмано. Береги себя.

— Са са, — ответил тот, приканчивая пиво и потянувшись за первой из двух кружек, что купил Амос. — И тебе того же, сабе дуи?

***

Амос скучал по своей койке на «Роси».