Игры Немезиды

Наоми рассмеялась, перевернулась и положила руку ему на грудь. Ей до сих пор нравился запах его кожи.

— Ты серьезно? Ты вообще обращал внимание на его сексуальность?

— Не думаю, что нам с Амосом пристало такое.

— Так вот, в это лучше не углубляться, — сказала Наоми.

— Хм, ладно. Я просто думал, понимаешь? Как он везде таскался за тобой на «Кенте». И он никогда не говорил о том, чтобы уйти с «Роси».

— Он остается на «Роси» не из-за меня, — сказала Наоми. — Из-за тебя.

— Меня?

— Он использует тебя в качестве внешней совести.

— Ничего подобного.

— Именно так он и поступает. Находит кого-то, обладающего этикой, и следует за ним. Так он пытается не быть чудовищем.

— Почему он пытается не быть чудовищем? — его сонная речь звучала невнятно, как из-под одеяла.

— Потому что он такой и есть, — сквозь сон сказала Наоми. — Потому-то мы с ним и ладим.

Сообщение пришло через два дня, совсем неожиданно. Наоми в скафандре проверяла процесс ремонта вместе с главным инженером Сакаи. Он как раз объяснял, почему на разъёмах внешнего и внутреннего жёсткого корпуса они видят разные типы керамических сплавов, когда на дисплее индикатора всплыло срочное сообщение. Наоми охватил страх — следствие их разговора с Холденом. Должно быть, с Алексом что-то случилось. Или с Амосом.

— Постойте, — попросила она, и Сакаи, соглашаясь, поднял кулак в ответ.

Наоми открыла сообщение. На плоском экране всплыло разомкнутое кольцо — эмблема АВП, потом появился Марко. Его лицо с годами чуть расплылось, линия челюсти стала более мягкой, но кожа осталась такой же свежей и чистой, как она помнила, а сложенные на столе руки — такими же изящными. Смесь печали и удивления в его улыбке как будто возвращала время вспять.

Сообщение остановилось, прерванное медицинской системой скафандра. Предупреждение об учащении пульса и росте кровяного давления. Наоми нажала «отбой», в ушах тихо и прерывисто зазвучал его голос, выравниваясь по мере налаживания связи.

— Мне очень жаль. Знаю, тебе неприятно это услышать от меня. Если это поможет — должен заметить, что никогда не делал этого прежде. И сейчас мне нелегко.

Выключи, подумала она. Останови. Сотри. Все равно там одна ложь. Ложь или полуправда, выгодная ему. Забудь, что сообщение вообще приходило. Марко отвел взгляд от камеры, будто прочел ее мысли или знал, что она подумает.

— Наоми, я не был согласен с твоим решением уйти, но всегда уважал его. Даже когда тебя показывали в новостях и каждый знал, где ты, я не появлялся. И сейчас обращаюсь к тебе не ради себя.

Слова звучали чётко и прочувствованно — безукоризненно правильная речь человека, нереально хорошо говорящего на втором языке. Никакого астерского акцента. Ещё одно изменение, которое произвели прошедшие годы.

— Кин и Карал шлют тебе свою любовь и уважение, но только им известно, что я к тебе обращаюсь. И вот почему. Сейчас они на станции Церера, но им нельзя оставаться надолго. Мне нужно, чтобы ты встретилась там с их отрядом и... Нет, извини. Это неправильно. Мне не следовало так говорить. Дело в том, что я очень нервничаю. Я не знаю, что делать, и ты единственная, к кому я могу обратиться. Филип. У него проблемы.

Глава четвёртая 

Амос

Горло саднило.

Пытаясь протолкнуть комок, он набрал полный рот слюны и сглотнул, но боль стала только сильнее, как будто глотаешь песок. Медицинский блок «Роси» вколол ему полный набор иммунизирующих вакцин и средств бактериальной профилактики три месяца назад, точно по графику. Он не представлял, что может расклеиться. Однако это случилось — боль в горле ощущалась так, словно он проглотил мячик для гольфа и тот застрял на полпути.

Граждане Цереры и заезжие туристы суетились вокруг, как муравьи, голоса сливались в неразличимый гул — почти как тишина. Амоса позабавило, что эту метафору на Церере никто бы не понял. Сам-то он уже пару десятилетий не видел муравьев, но детские воспоминания — как эти насекомые тащили таракана или обгладывали крысиную тушку — оставались свежими и яркими. Как и тараканы с крысами, муравьи без особых хлопот научились жить по соседству с людьми. Когда бетон городов заполонил всю планету и половина животных на Земле числилась в списке исчезающих видов, никто не беспокоился о муравьях. Они прекрасно прижились, а остатки фастфуда были ничем не хуже и столь же обильными, как и мертвые лесные животные.

Приспосабливайся или умри.

Такова была бы философия Амоса, если бы она вообще могла существовать. На место леса приходит бетон, если ты попадаешься на пути — тебя закатают в асфальт. Если смог пробиться сквозь щели и выжить — будешь процветать где угодно. Всегда есть щели.