Их любимая злодейка

Судя по беззаботному лицу беглянки, моё волнение было напрасным: никто никого жрать не собирался, и сейчас я наблюдала не что иное, как брачные игрища сумеречных котов.

Фух. Прямо от сердца отлегло. Я даже нашла в себе силы отлепиться от дерева.

Зря. Ох, зря я это сделала. Лучше бы и дальше изображала статую. Стоило пошевелиться, зашуршать листьями папоротника, и второй оборотень резко повернул ко мне лоснящуюся морду. Прищурился. Прижал уши к голове, пригнувшись, как перед прыжком.

Тихо, хорошая киса, не надо на меня нападать. Я не из ваших хвостато-усатых. Смотри, какая худая и не аппетитная. А главное, хрупкая. 

Киса меня не слушала — крутила попой, как делал  Рукагрыз, собираясь наброситься на игрушечную мышку. В нашем случае в роли мышки выступала я.

Бежать? Дёрнусь — на меня тут же кинутся. Может, притвориться мёртвой? Читала, опоссумы при виде опасности так и делали. Только, боюсь, актёрские способности опоссумов были не в пример лучше моих. Подумав, я решила замереть.

Не помогло.

Киса прыгнула. Мой испуганный вдох утонул в шелесте листьев над головой. Сверху, с ветки дерева, под которым я стояла, соскочил на землю третий сумеречный кот, ещё страшнее, огромнее. Ощетинился, выгнув чёрную блестящую спину, — заслонил меня от угрозы.  Соперника он ударил лапой прямо в полёте — прежде чем тот успел приземлиться.

Боги, среди хвостатых я пользовалась нешуточной популярностью — кто бы мог подумать? Уже два кота сражались за мою тщедушную тушку. Рычали, скалились, наматывали возле меня круги. Третий — так я назвала оборотня, спрыгнувшего с дерева, — не подпускал ко мне соперника. Пытался достать лапой. Несколько раз даже стукнул его по морде, оставив косые кровоточащие царапины от когтей.

Чувствовать себя ценным призом, из-за которого свирепые твари готовы перегрызть друг другу глотки, было не сказать, что приятно — жутко до тошноты, тем более я не знала, что именно сделает со мной победитель. Сожрёт или… «Или», пожалуй, пугало даже больше.

Я не стала дожидаться, чем закончится схватка. Осторожно обогнула сосновый ствол, прижавшись спиной к коре, и — ну дура же! — не выдержала, побежала. И чем только думала? Первый же корень заставил меня поздороваться с землей. Вступить с ней, так сказать, в тесное взаимодействие. Полагаю, не стоило упоминать, что звук моего падения был оглушителен и привлёк внимание хищников, до этого занятых друг другом. Оглянувшись, я поняла, что пробежала не больше метра.

Но где Теон? Могла ли я рассчитывать на его помощь? Может, позвать его, сказать зубастикам, что я дорогая гостья Владыки и не гожусь на роль добычи, что всё происходящее — большое недоразумение?

Я попыталась подняться на ноги, но свалилась обратно, запутавшись в длинном платье: концы подола, которые я ранее предусмотрительно обмотала вокруг бёдер, развязались.

Оба хищника бросились ко мне. Я зажмурилась, притворившись мёртвым опоссумом. Когти у меня тоже имелись, да только ни в какое сравнение не шли с изогнутыми кинжалами сумеречных котов. Тем не менее сдаваться я не собиралась. Сейчас приблизятся и…

Я так и не придумала, что именно сделаю.

Я лежала на земле, не двигаясь, не открывая глаз, и надо мной склонялся сумеречный кот — дикий зверь, от которого я не знала, чего ожидать. А где-то поблизости бродил второй, тоже нацелившийся на моё худосочное тело.

От ужаса я едва дышала, хотя и не верила, что мне могут навредить по-настоящему — растерзать, убить, впиться когтями в плоть, распустив на кровавые полосы, — всё-таки под шкурой монстра скрывался человек. По крайней мере, Теон, когда я принимала его в Харонском замке, выглядел адекватным. Но мало ли… Вдруг в полнолуние оборотни теряли разум, полностью отдаваясь животным инстинктам?

Кот обнюхивал меня. Его дыхание жаром обдавало лицо. Сердце колотилось так бешено, так болезненно, что хотелось прижать ладонь к груди, надавить, заставить взбесившийся орган успокоиться. Но я не шевелилась, опасаясь усугубить своё положение.

Похоже, такая покорность понравилась зверю. Повадки у него оказались совершенно кошачьи: он заурчал, затарахтел, как мотор старенького пикапа. Мой Рукагрыз нередко так делал, когда ощущал себя полностью довольным жизнью. Только звук был тише.

Большой хищный кот склонился надо мной и ласково мяукнул. Провёл шершавым языком от виска к губе.

Я решилась открыть глаза.

Оборотень был один. Другой, видимо, передумал — решил не связываться  с более крупным соперником и отправился на поиски лёгкой добычи.

Горящие оранжевые глаза поймали мой взгляд. Я сглотнула. Пока жизни и здоровью ничего не угрожало. Но кто знал, что было в мозгах у этой огромной мурки? Зачем-то же он за мной гнался. Зачем?

И тут я вспомнила слова обнажённых девушек из леса.

«Может, кто-то из наших захотел сделать её своей самкой и позвал на брачную охоту?»

Нет. Не может быть. Он… сейчас… меня?..

Как там говорил Теон? «Праздник дурман-огней —  ночь, когда коты ищут себе пару раз и на всю жизнь».