Лоб Сальватора покрылся испариной от волнения. Он положил папку на стол и, достав платок, протёр глаза и лоб. Такого напряжения он уже давно не испытывал – что-то подобное он ощущал в тот момент, когда они втроём искали пропавшего в океане Ихтиандра… Профессор встал и зашагал по кабинету.
– Единственный минус здесь – дядя, член парламента, – произнёс Джеймс, – в остальном это идеальный вариант для нашей работы.
Вейслин смотрел на де Аргенти. Тот остановился у окна и некоторое время что-то внимательно изучал на улице. Казалось, что изучал… На самом деле Сальватор напряжённо думал – и об этом знал его ассистент, изучивший профессора за время совместной работы. Он не ошибался – в следующее мгновение Сальватор проговорил:
– Я уже однажды имел дело с нашим правосудием, которое закончилось весьма плачевно для моей персоны и карьеры… Но вариант действительно идеальный, и его упускать нельзя!
– Скажите, профессор, а с чем был связан тот неприятный для вашей карьеры момент? – Вейслин в упор смотрел на Сальватора, и тот с трудом выдержал этот буравящий взгляд.
– Я расскажу тебе, Джеймс, эту историю, но не сегодня. Сейчас необходимо думать о главном.
– Хорошо, но вы уже во второй раз уходите от ответа. А что касается этого офицера… нам нужно его оперировать… Этот невероятный факт совпадения параметров может не повториться в нашей жизни. И тогда мы будем жалеть об этом. Я сделаю всё, чтобы его никто не искал.
Сальватор уже не раз убеждался в том, что слова Вейслина не расходились с делами, и верил ему полностью. Он вспомнил об Ихтиандре…
«Может быть, рассказать о нём?.. Нет, пожалуй, не стоит… Что же меня останавливает?!»
– Джеймс, готовь больного к операции, – медленно произнёс де Аргенти, – больше, пожалуй, не нужно терять времени.
В этот момент вошёл второй хирург Сандро.
– Господин профессор, пациент М. умирает, нужно что-то предпринимать.
Сальватор встал:
– Оперируем!
Операция закончилась поздно вечером. Уставшие хирурги молча повалились в кресла.
– Джеймс, ты иди отдыхай, твоя очередь завтра, а сегодня подежурим мы.
В последнее время Сальватор спал мало и хорошо переносил долгие часы дежурства… Эта ночь проходила спокойно, приборы фиксировали допустимые показатели. Доверяя ассистенту, профессор всё же наблюдал за состоянием больного. Сальватор не один раз до этого анализировал свою идею, но только сейчас стал понимать, какую ответственность взял на себя, выполнив эту операцию. Где-то в душе шевельнулось чувство жалости к человеку, лежавшему перед ним без сознания.
«Но он же умирал!»
«Ну и пусть бы умер – это естественный процесс, – говорила его совесть, – а сейчас, если выживет. Видишь ли, куда замахнулся – политика… Хочешь миролюбия… А если это только твои иллюзии… и из него получится какой-нибудь монстр?!»
Вздохнув, Сальватор просмотрел очередную ЭЭГ.
– Как странно, электроэнцефалограмма здорового человека… Пациент находится в обычном для послеоперационного периода состоянии. И все-таки, когда очнётся, каким он будет? – Сальватор в который раз рассуждал о взаимоотношениях философских категорий «теории» и «практики». – Сделать-то сделал, а вот кого?
Внимательно осмотрев больного и не найдя причин для беспокойства, он вышел из палаты. Де Аргенти вспомнил свои сомнения перед операцией у мальчика-Ихтиандра, а потом сон, приснившийся предыдущей ночью.
– А лицо-то ведь было его… Становлюсь суеверен… Может быть, это к добру?
Ночь прошла спокойно. Пациент так и не пришёл в сознание. Показатели приборов оставались стабильными. В восемь утра Вейслин заменил дежурных.
Глава 5
Весь день и последовавшую за ним ночь больной не приходил в сознание. Показатели жизнедеятельности организма оставались в пределах нормы, и врачи спокойно отнеслись к его состоянию. Уж слишком операция была неординарной.
На третий день кривые энцефалограммы стали постепенно изменять свою амплитуду, и это было расценено как кризис, за которым наступает смерть. Срочно осмотрев больного, профессор заявил коллегам: