Я опрометью понёсся вверх по ступеням, перепрыгивая индиговые лужи, сочащиеся из углов дряхлого дома. Вверх, вверх, перепрыгивая ступени. Грудь моя вздымалась от быстрого подъёма, сзади я постоянно ощущал дыхание тысячелетнего Сладострастия. Оно неспешно преследовало меня, смеясь, словно играя в любимую игру. Наверняка, если бы Незнакомец захотел, он молниеносно схватил бы меня своими скользкими щупальцами, запихнув их во все имеющиеся на моём теле дыры. Пути назад не было. С разгону я споткнулся о неудачно забытый кем-то трухлявый стул с облезлым сиденьем, схватился за перила, удержавшись на ногах, зло метнул стул в поднимавшегося по ступеням гермафродита. Он заслонился щупальцами, стул разлетелся на щепки. Лестница не кончалась. Виток, пролёт, ещё виток, ещё. Чего я ждал в конце бесконечной лестницы? Я лишь отсрочивал неминуемый поединок, потому что сдаваться я не собирался. Чувство собственного достоинства вкупе с унижением, испытанным при принудительном оголении и глупом длительном бегстве шипучим негодованием поднимались в груди. “Самому должно быть смешно — бегу от мужика на каблуках и с вагиной на пупке. Он — обычная проблядь, — успокаивал я себя, — а что делают с…”
Идея, прокравшаяся в мозг незаметной мышью, казалась дерзкой и опасной. Но попробовать стоило. Я остановился в лестничном проёме возле уходящего к далёкому потолку окна и трезвым голосом проговорил, обращаясь к пластично двигающейся твари.
— Я передумал. В конце концов, бежать некуда, — я развёл руками. — Только я хочу начать сам. Не привык, знаешь ли, чтоб меня самого… ну ты понимаешь.
Незнакомец снисходительно улыбнулся, цокая каблуками по ступенькам. Он явно был доволен собой, о чём не преминул сообщить:
— Не привык я, чтоб от меня бегали. Не беспокойся. Обещаю, тебе будет очень хорошо, а потом… Я лишь щёлкну выключателем. Это совсем не больно…
Я кивнул самому себе, подавляя брезгливость и дав существу подойти ко мне. Важно лишь проявить свою уверенную инициативу. Я импульсивно дотронулся до его нежной руки в районе локтя и, приблизив своё лицо, горячо дыша ему в висок, прошептал какую-то скользкую пошлость, вложив в этот шёпот столько актёрской страсти, сколько мог. Он удовлетворённо закатил глаза, подставляя шею, щупальца затрепетали. Но вместо того, чтобы начать вожделенно целовать, я с силой толкнул его в грудь, придав ускорения своим непрекращающимся напором. Он выбил спиной надтреснутое стекло и вылетел за пределы окна, но ловкое щупальце метнулось и схватило меня за предплечье. Меня толкнуло к разбитому окну, мелкие стёкла ранили мне тело. Тварь болталась за окном, истошно крича, изрезанная, беспомощно вращала щупальцами, хлестая по стенам, но цепляться они могли лишь за гладкую кожу. Вес твари с силой тянул меня вниз. Свободной рукой я потянулся за торчащим куском стекла и, выломав его из трухлявой рамы, всадил в приклеившееся ко мне щупальце. Скользкую конечность отсекло, я упал на холодный плиточный пол, а тварь, вереща, полетела вниз. Крик удалялся, и, наконец, раздался глухой удар.
Наступила тишина. Я сидел на пыльном полу, изрезанная рука кровоточила, на другой проявился большой синяк, похожий на засос. Я поднялся и высунулся из выбитого окна. Далеко на земле сломанной куклой лежало тело, картинно разбросав щупальца и чёрные волосы. Пустые глаза широко смотрели в никуда. Найдя обрывок своей клетчатой рубахи, я затянул порез. Шаги мои эхом раздавались в пустынном здании, когда в высоких окнах забрезжил рассвет.
В пролёте между первым и вторым этажами я нашёл свою куртку, надел её, зябко поёжившись от прохладной ткани. Обрывок рубахи насквозь пропитался кровью. Голова кружилась. Я вспомнил про жестяную баночку в кармане и, выйдя под утренний свет, опустился на колени, поставив банку перед собой, чтобы не рассыпать. Открыл её одной рукой и, взяв пригоршню, стал посыпать кровоточащую рану. Кровь пенилась, засыхая в порах кожи. Я плотно закрыл банку, убрав в карман. На пальцах оставались крупинки порошка, я поднёс пальцы к носу и резко вдохнул их.
Вернувшись утром домой, ощущая полное опустошение, я плюхнулся в кровать и тотчас же уснул.
========== Семь.V ==========
Проснувшись днём, я пообедал под неустанным сверлящим взглядом матери и отправился пройтись, дабы выветрить болезненные сновидения. Всё тело отчего-то ломило, в груди прокатывалась неопознанного характера тревога, я старался глубоко дышать и, когда тревога достигала апогея, я сжимал пальцы до хруста, останавливая дыхание. Солнце грело темечко под шапкой, я остановился и стянул шапку с головы, ожидая, что прохладный весенний воздух остудит мысли. Изъяв жестяную баночку из кармана, я долго смотрел на изображение рыбы на крышке. И, решившись, положил на язык несколько гранул.
Аккуратно ступая, с лёгкостью перепрыгивая лужи, я быстро двигался, когда в переулке возле метро ко мне обратился человек среднего возраста. Он налетел на меня и, подняв взгляд из-под прозрачных овальных стёкол очков, проговорил:
— Прости… Ты ведь Лука?