ИКРА (СИ)

— Почему ты прячешь лицо? — вдруг спросила она.

— Не прячу. Просто холодно, — поведя плечами, ответил я, но ощущая её колебания, скинул капюшон, явив печальным улицам крашеные синие волосы, выбивающиеся из-под кепки. Потом импульсивно, снял и кепку, тряхнув головой. — Пожалуй, так тебе будет проще составить фоторобот.

— Как мне тебя звать? — улыбнулась она.

— Лука, — ответил я, водрузив кепку обратно на голову. — Моя мама готовит мировые супы.

— Ты считаешь, я могу довериться тебе? — лицо её на миг стало очень серьёзным.

— Ты можешь рассчитывать на мировой суп наверняка.

Я намеренно ушёл от скользкого вопроса, дав скользкий ответ. Я успел было пожалеть, что язык мой не выдал уверенный положительный ответ, но она согласилась.

— Хорошо, — сказала она, поправив лямку рюкзака на плече.

Мы перешли через дорогу, завернули на узкую улицу и прошли в тихий двор, где на кусте возле подъезда громко вопили всклокоченные воробьи.

Требовательный звонок. Мать открыла дверь, с интересом разглядывая незнакомку, которую я протолкнул в дверь перед собой.

— Привет, мам.

— Здравствуйте, — скромно проговорила моя рыжеволосая спутница.

И тут-то я и вспомнил, что так и не узнал её имени, не спросил, как мне её называть.

В квартире царил привычный дурдом. Из комнаты доносился гомон телевизора. Племянник катался по коридору на трёхколёсном велосипеде, громко изображая гоночную машину. Вкусно пахло едой и базиликом. Мать молча достала из шкафа тапочки для гостьи и удалилась в комнату, бросив через плечо:

— Суп на плите. Горячий ещё.

Она устала… Как же она устала. Я ощутил её утомление, оно слышалась в голосе, читалось в движениях. Я утомил её. Колючая досада проскребла по внутренностям. Но сейчас не время было впадать в меланхолию. Я провёл свою знакомую на кухню.

— Твоё имя. Ты не сказала мне… — промямлил я, орудуя половником.

— Зови меня Соррел.

— Ник? — переспросил я. — Какая-то героиня или персонаж?

— Щавель, — с улыбкой ответила она. — Мне так больше нравится, чем просто Рыжая.

— Ммм… недурственно, — хмыкнул я.

— Я… не думала, что у тебя большая семья… — заговорщицки произнесла она, дуя на ложку с супом.

Полосатый кот по-хозяйски зашёл на кухню и прыгнул на колени Соррел, тем самым спас меня от разговоров про семью. Она гладила его, искрясь от удовольствия, а кот меж тем уставился на меня. Он что-то безмолвно повторял вельветовым ртом, но я не умею читать по губам, тем более кошачьим. Кот получил дозу ласки от её рук и убежал, как свойственно котам.

— А ты… — начал я, — не ладишь с родителями? Я правильно понял?

Она перестала жевать, понуро уставившись в тарелку с супом.

— Я с отчимом не лажу. Но сейчас должно стать лучше. Я собираюсь переехать и жить одна. Но это не слишком приятно… когда тебя никто не ждёт.

Тоска, исходящая от неё, просочилась мне под свитер, щипнула холодом. Я поёжился, инстинктивно обхватив себя руками. За окном раскачивались ветви. Я вздохнул, вспоминая про клопа в метро и феромоны, которые мне сегодня вряд ли помогли. Я положил голову на стол, ковыряя пальцем край плёнки, отклеившийся от ДСП’шной столешницы. «Щавелевая» девушка легко коснулась моей руки. Тонкие бархатистые пальцы её медленно двигались от запястья к косточкам моих пальцев.

— У тебя такие ледяные руки, — произнесла она.

— Зато горячее сердце, — ответил я, оторвав взор от созерцания испорченной столешницы.

Импульсивно перехватив её руку, я сжал её, не желая выпускать из холодной ладони. Она дёрнулась, но стерпела эту грубость с моей стороны.

— Оставайся, — требовательно проговорил я.

Она отвернула голову к окну, задумчиво глядя на колышущиеся деревья, покрытые изморосью.

— Не сегодня, — печально прошептала она.

Глухо тикали часы, за стеной бубнили персонажи мультфильмов, а кухня медленно погружалась в сумерки. Темнело. Я уже не различал её бешено ярких волос, их обволокла сизо-синяя мгла. Она краской стекла с моих волос, растворилась в тёплом воздухе, затопила глаза.

— Мне пора… — наконец произнесла она, нарушив долгое молчание.

— Я провожу, — прохрипел я, чувствуя, что сумеречная краска затекла мне в голосовые связки.

Она поднялась. Я за ней. Сумеречная квартира, свет от телевизора пляшет на стене. Эхо в подъезде от хлопка двери. Промозглая влага беспрерывно сыплется сверху.

Теперь она ведёт меня, как пса на поводке. Мы садимся в трамвай. Приникаем к заднему стеклу. На запотевшем окне она рисует закорючки. Скрипучий голос объявляет остановки. Названия их неразличимы. Выходим, следуя по остывшим следам, смытым дождём. В хмуром дворе, освещённом фонарём, я смотрю на неё, поражаясь, как она красива. Утомлённо-куртуазная дерзость дрожью пробегает по ногам, мурашками царапает голени, альпинистом карабкается вверх, достигая затылка.

Скромное «Спасибо, что проводил…» терзает, как щипцы.

— Одним «спасибо» ты не отделаешься, — говорю я, сжав холодными пальцами её плечо.