Середина дня. Город спешит на всех скоростях, стараясь нагнать время, потраченное на обеденный перерыв. Машины уже выстроились в пробки, гудят на перекрёстке. Вопль сирен. Сизые выхлопы в воздух. Я решаю идти пешком. Здесь не так уж и далеко. Ноги и глаза помнят маршрут. Жму на мелкие кнопки в сотовом телефоне, набираю ей сообщение. Путаю буквы, зло исправляю на нужные. Отправляю, не надеясь на скорый ответ, убирая телефон в карман куртки. Но он вибрирует, страшным голосом извещая «Теперь я убью больше!». Кто-то из спешащих прохожих одаривает меня испуганно-осуждающим взглядом. Я криво улыбаюсь. На это и было рассчитано. Чтобы вы смотрели на меня по-взрослому, укоризненно или пугались в тишине, вздрагивали в пустых трамваях. А это всего лишь я на заднем сиденье и грамотный антисоциальный сигнал о полученных сообщениях.
Пишет, чтобы заходил. Дома. А я и не надеялся на такое везение. Серый дом из бетона, холодный подъезд с запахом гнилых грибов, лужа мочи под лестницей, рекламные листки разбросаны по плиткам пола, выжженная кнопка вызова лифта, скрежещущий тросами «телепортатор» открывает исписанную утробу, внутри — заляпанное зеркало и нацарапанный крестик на кнопке 6-го этажа. Лифт запирает меня в своих недрах и, потрясывая, везёт вверх. На этаже по трафарету выведена красной краской цифра «6». Кто-то рядом нетвёрдой рукой дорисовал ещё две шестёрки. Смеюсь одними губами. В приоткрытое пространство двери выглядывает рыжая голова.
— Я не ожидала… — растерянно произнесла она, не скрывая довольной улыбки.
Я всё ещё ощущаю трепет амадиновых крыльев за спиной, они толкают меня под лопатки вперёд, к ней, и я не могу сопротивляться этому природному порыву, не вдохнуть запах жасмина от её волос. Я заключаю её в объятья, едва касаясь губами нежной шеи. Дыхание моё легко дотрагивается до кожи на поверхности уха, нижней челюсти, подбородке. Оно согревает и щекочет мельчайшие волоски. Веки её полузакрыты, пушистые ресницы трепещут, как птахи за моей спиной. Она едва дышит, робко, слегка приоткрыв рот. Она кажется невесомой, схватившейся за расстёгнутые края моей куртки, словно за верёвочные качели, девчонкой. Она раскачивается на волнах моих чувств и смеётся во весь голос. Она отклоняется назад, прогибая спину, чтобы вновь с силой наклониться вперёд, хватая губами губы. Окрылённые, мы летим куда-то, теряя одежду, словно осыпающиеся перья. И вот она уже лежит на спине. Скомканное белоснежное одеяло под ней напоминает раковину, из которой только что вышла обнажённая Венера с рыжими волнистыми волосами, падающими на нежно-розовые соски, которые съёжились от желания, холода и испуга неловкости, на лице её — лёгкое стеснение и одновременно самолюбование, как и в застывшей фигуре. Она невинно приглашает смотреть на неё и восхищаться. И я не спешу, проводя пальцами по её коже. Миллиметр за миллиметром. Она раскрывается мне навстречу подобно цветку, жаждущему опыления, колыхая лепестками. Но как только я перехожу к непосредственной активности в её сторону, с ней резко происходят перемены. Я вижу, как она неподдельно хочет того же что и я, но тело её не согласно, оно сопротивляется. Как если бы наступала ночь, цветок закрывался в бутон, запрещая пиршество сладострастия. Аккуратная тонкая бровь Соррел изогнулась в мимике боли. Она тихонечко застонала. Я склонился к её уху и послал в него шёлковый шёпот.
— Ты девственница?
— Да… — ответили её губы.
Я не прекратил, но ей становилось всё больней, да и я не ощущал, что хоть сколько-нибудь двигаюсь в правильном направлении к овладению цветком. Что-то определённо шло не так. Мысль сомнения закралась мне в голову, но я стремительно отмёл её, не желая сдаваться. Ощущая себя жонглёром цирка-шапито, я крутил Соррел во все стороны, менял ракурсы и позиции, но по сути ничего не менялось. Скованной она определённо не была, но, чёрт побери, всё шло не так. А проще выражаясь — никак… И… упав уставшим обнажённым телом рядом с ней, я рассмеялся. Конечно, я смеялся не над ней, да и, пожалуй, не над собой, а над неким сложным мистическо-кармическим смыслом этой насмешливой ситуации. Когда я повернул голову к ней, Соррел была готова разрыдаться.
— Это… — прошептала она, заставляя бусины слёз держаться на поверхности глаз, — всё…
— Что всё? — с улыбкой спросил я, приподнявшись на локте.
— Я такая тебе не нужна. Ты не будешь со мной возиться.
— Ну, я, как любитель сложных испытаний, вряд ли тебя обрадую скорым отказом. Ты так просто от меня не избавишься.