ИКРА (СИ)

Головы сатиров надрывались от смеха, кто-то схватился за голову, юный пастух надсмехался надо мной, намеренно демонстрируя наготу. Я бросился дальше по залам, распихивая народ, лабиринт комнат всё сильнее запутывался, закручивался морским узлом. Я бросил все попытки сориентироваться. Я быстро шёл, едва не переходя на бег. Голова моя шла кругом. Я зашёл в ярко-красный зал и остановился, мысленно моля, чтобы кто-нибудь знал, как мне отсюда выбраться. Найти какую-нибудь лестницу, сменить экспозицию. Но двум юношам, смотрящим на меня сверху, со стены, было всё равно. Один даже отвернулся спиной. Им не было дела до меня, ведь они упоённо обнимали друг друга за бёдра. Я продолжил свой фанатичный забег, боясь сойти с ума от вездесущего эротизма, путано перемещаясь по залам. Перед глазами на античных сосудах разворачивались гедонистические картины, страсть, войны, убийства, похоть, колесницы, обнажённые юноши подают вино старшим мужам, те играются с членами молодых и расправляют драпировки на одежде. Античная «обнажёнка» вела меня дальше по мраморным залам, пока моё внимание не приковал к себе… бюст Эрота. То, что это Эрот я прочитал на табличке, потому что я увидел в нём Профита, античного, с более округлыми гладкими чертами лица и мускулатуры, которая, по сути, не выделялась на хрупком теле, волосы его закручены кольцами и не закрывали половину лица. Что ты делаешь со мной? Я ощутил всем телом, как жар от внутренних горнил стал разгораться и провоцировать химические реакции в организме. Очередной приступ паники охватил меня, когда я понял, что ещё сильнее заблудился. Я загнанным зверем бросился искать выход, но отчего-то снова таинственным образом попал в залы голландцев. Алая пелена застилала глаза, под черепной коробкой кипели мозги, распирая кости. Я быстро задышал, втягивая ноздрями воздух. Я собирался биться головой о расписную стену коридора, когда, растолкав очередную группу туристов, прорвался в следующий коридор и увидел выход на лестницу. Выход был перегорожен, и висела надпись «Прохода нет», но я наплевал на объявление. Нагнувшись, проскочил под натянутой верёвкой, спустился на несколько ступенек вниз так, чтобы меня не увидели, и сел на белый мрамор. Со мной определённо что-то происходило. Я ощущал паническую дрожь в теле. Сжал кулаки так, чтобы пальцы короткими ногтями впились в ладони. Боль не принесла облегчения. Казалось, все мои позвонки накалились до красна. Вытянув руки перед собой, я обомлел. Кожа покраснела, на ней проступала чешуя. Не рыбья, чешуя плотная, как у какого-нибудь доисторического ящера. Я боязливо дотронулся до грубой пластины на локте, и нащупал острый рог. Начал крутить рукой и обнаружил несколько острых выступов. Костяшки пальцев тоже покрылись более твёрдыми пластинами. Я решил отковырять одну, дёрнул её пальцем и порезался. Я закрыл ладонями лицо, потёр его, пытаясь прийти в себя, но ощутил, что и на лице образовались плотные пластины — на лбу, скулах и нижней челюсти. Я старался спокойнее дышать, нормализовать бешено колотящийся на шее пульс. Я закрыл глаза, плотнее прижав к ним ладони, чувствуя, как горячий пот стекает и пропитывает майку по бокам. Я согнулся пополам, зажав разгорячённую голову между ногами. Я готов был рыдать, биться о холодные ступени, но лишь тихо-тихо застонал. Сидя на белоснежной лестнице, сокрытый от чужих глаз, я слышал шум человеческого сообщества, до меня доносились обрывки фраз и дискуссий, рассказов экскурсоводов, шелест одежд, цоканье каблуков и топот детских ног, сам же я утопал в темноте, и лишь алые пятна пульсировали оптической иллюзией. Чьи-то ладони коснулись моей спины, я вздрогнул, готовый отразить возможное нападение. Но знакомый голос осадил меня.

— Тихо…тихо… это я, — прошептал Профит. Он обогнул меня и сел на корточки передо мной, участливо заглядывая мне в лицо. — Почему не взял с собой?

— Мне… не нужно… — выдавил я, презрительно морща нос, и проскрёб пальцами по ломящему болью лбу.

Одним глазом сквозь красный фотофильтр зрения я различил, что Профит копается в карманах, достаёт известную мне жестяную банку, выкатывает на ладонь несколько ярко алых икринок и протягивает мне.

— Нее-е-ет… — упрямлюсь я, слыша сиплый хрип в собственном голосе.

Не в силах больше что-либо говорить и терпеть жжение по всему телу и распирание в шее и голове, я откидываюсь назад, кладя голову на холодную ступеньку. Она, как льдинка, кажется, тает под моей раскалённой кожей. Острые края ступенек впиваются мне в позвоночник, протыкают меня, как булавки жука. Но мне отчего-то всё равно.