— Но… тебе необходимо, — доносится голос Профита, но звук этот глушит треск углей внутри меня. Я различаю, что он напуган. Я, кажется, улыбаюсь краем рта. Никогда не видел его таким испуганным. — Пожалуйста… — умоляет он, вставая на колени. Тонкие обтянутые чёрными узкими штанинами колени его касаются белоснежного мрамора. — Я сделаю… всё… что ты… скажешь мне… — он унижается, но у меня нет сил ответить, нет сил подняться, я лишь ощущаю что перевёрнутый крест горит на моей шее. Он уже дымится, а иначе… откуда же веет гарью? Питер в огне?
— Всё, что угодно… — повторяет Профит и кладёт себе в рот икринки со своей ладони.
Что они с ним сделают?
Но он наклоняется, касается губами моего приоткрытого рта и впихивает языком мне в рот знакомые на вкус икринки. Не останавливается на этом, ощупывая языком мои десна. Я чувствую, как икринки в моём рту начинают таять, как леденцы. И сок их попадает на слизистую. Профит нехотя убирает язык из моего рта, зажимает губами мою верхнюю губу, медленно соскальзывает и отстраняется. А я всё ещё лежу на ступеньках в неестественно изогнутой позе и смотрю в потолок. Он белый как сахар. Такой же сладкий, как влага на его губах. Ступеньки впиваются в позвонки. И сейчас это первостепенно. Я попытался подняться и сел вертикально. В голове ещё шумело. Профит так и не встал с колен.
— Прости… — прошептали его губы.
— Ты слишком часто просишь у меня прощения, — ответил я и коснулся кончиками пальцев его приоткрытых губ.
— Я… — выдохнул он, — не безупречен.
Я прижал пальцы к его губам, не желая слушать его самобичеваний, и заметил, что роговые пластины на коже бесследно рассосались. Икра действовала. И эта оказалась забористей предыдущей партии. Или мне лишь почудилось. На то было несколько причин. И одна из них сейчас стояла на коленях, понуро опустив плечи.
— Ты пришёл… — я был тронут его искренностью. Я протянул руку, коснулся его скулы, прижал его голову к плечу и зарылся подбородком в его прямые жёсткие волосы. — Знал бы ты… как вовремя… — щипучая, подлая слеза скатилась из моего глаза по щеке и упала на его иссиня-чёрную шевелюру.
========== Икра III. Освобождение. VI ==========
Лабиринты Зимнего дворца остались за спиной. Мы угрюмо брели с Профитом по Невскому. Зашли в ресторан и в ожидании заказа сели друг напротив друга за маленький стол в помещении, подальше от шума проспекта, подальше от людей.
— Я нашёл его, — произнёс Профит, теребя пальцами салфетку.
Я вопросительно воззрился на него.
— Кого?
— Парня Соррел. Того… с дредами. Я отведу тебя к нему, если скажешь. Не хотел портить тебе этим аппетит, но…
— Пожрём и пойдём, О.К.?
В ресторане итальянской кухни негромко звучали ретро песни, как в кинофильмах с Адриано Челентано, которые смотрели родители. Мы молчали. Я рассматривал римскую волчицу, узором вырезанную на занавеске, и откапывал в памяти фрагменты тех фильмов, эпоха которых закончилась, оставив туманные воспоминания, эмоционально накатывающие под саундтрек.
— Знаешь… у меня, кажется, просыпаются к тебе чувства, — улыбнулся я, глядя на Профита, вспомнив одну крылатую цитату.
Профит молчал.
— Теперь ты должен спросить — «Правда?», — я жестом попросил его повторить.
— Правда? — застенчиво спросил Профит.
— Да, чувствую, ты начинаешь меня нервировать… — я рассмеялся, хлопнув себя по колену.
Он едва улыбнулся. Только вот улыбался он всегда как-то грустно, обречённо. Я ел курицу с листочками розмарина и зажаренными на гриле помидорами черри, Профит пил чёрный чай из чашки… белоснежной, как мраморные статуи в Эрмитаже.
— Тебе вроде нельзя? — вспомнил я.
— Я решил, что это маразм, — неожиданно ответил Профит. — Жить вообще вредно… — добавил он.
— Да в тебе проснулся анархический дух! — восхитился я.
Он звонко поставил чашку на тарелку и откинулся на спинку стула. Казалось, он был доволен собой.
Когда мы лениво вышли из ресторана, за западе заходило солнце. Небо окрасилось в фантастические сиреневые и ярко-розовые оттенки. Скульптурные кони на мосту взволнованны, они встали на дыбы, сбросили на камни юных наездников, чёрными силуэтами выделяясь на розовом фоне заката. Последние солнечные лучи пробивались сквозь сиреневую завесу облаков, золотили рельефы зданий и таяли у горизонта. Машины медленно ехали по проспекту, простаивали на светофорах, подсвечивали индиговый асфальт красными огоньками. Мы двигались строго на восток, оставляя фиолетовое небо за спинами. Углубились в мелкие улочки в районе Московского вокзала. Вблизи от притонно-привокзального хостела обнаружилась очередная питерская неформальная лавка. Она ещё работала. Мы смело открыли стеклянную дверь и зашли внутрь, где на полках пестрели цветастые растяжки для ушей и украшения для пирсинга. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы узнать в парне за прилавком разыскиваемого мною. Он сидел возле кассы и, услышав нас, поднял глаза от планшета, который держал на коленях.
— Если что-то понадобится — спрашивайте, — пояснил он.
Но я не дал ему возможности снова обратиться к планшету.
— Ты знаешь Соррел, — утвердительно начал я. — Где я могу её найти?