ИКРА (СИ)

Сейчас жар в голове и жгучая высокоградусная жидкость в желудке сделали своё дело. Я бы и сам надрал ей задницу. Она бы горела красными кровоподтёками и светилась фиолетовыми синяками. Она бы, стерва, молила меня остановиться, но я бы разодрал ей спину, искусал шею и оттянул её остропирамидальные соски, сучка! Я чувствовал, как начал дымиться перевёрнутый крест на шее, как кожа на руках и лице зачесалась с неимоверной силой. Мне захотелось прильнуть к рельефной стене и чесаться об неё, как шелудивому псу. Я стоял у окна, чувствуя бедром леденящий мрамор подоконника, я покрывался роговыми пластинами, отращивал на локтях и лопатках острые клиновидные шипы, а она безупречно дефилировала сквозь танцующую цветастую толпу. Я оставил тронутую бутылку «Мессии» на подоконнике и ринулся к Соррел. Сам не знаю, зачем. Я ведь столько раз проигрывал в голове, что буду делать, что скажу ей, когда найду. Но планы сбились. Реальные события никогда не бывают такими, как мы предвидели и проиграли в голове. Сценарий упал на пол, был затоптан чужими ногами, разорван в клочья и прилип к чьим-то каблукам. Я слышал за спиной обеспокоенный возглас Профита. Я даже знал, что он бросится за мной следом. Пока я продирался сквозь толпу, она скрылась за дверьми в прилегающую кальянную комнатку.

— Ты не сбежишь от меня, — проскрежетал мой голос, — только не сегодня.

Я вломился в небольшую курительную, оформленную в восточном мавританском стиле с латунью и позолотой. По стенам испуганно бежала во все стороны мелкая вязь «Слава Аллаху». Напротив меня в небольшом полукруглом эркере у окна стояла она. Вот она — мой самый смелый предел мечтаний — та, что робко смотрела на меня кофейными глазами и смеялась, когда я легко целовал веснушки на её плечах. Я ведь хотел сказать ей что-то, но теперь все слова, готовые вылететь цветными птицами изо рта, показались мне глупыми, несвоевременными, нелепыми, никак не вяжущимися с ситуацией, её нарядом, выражением её лица и присутствующей свитой. Я ненамеренно взглянул в зеркало по левую руку. Увидел в нём себя, который просит Соррел лишь дать в последний раз посмотреть в её глаза. И вот она подходит, смотрит, проводит тонкой рукой по пульсирующей шее, дотрагивается до перевёрнутого креста и быстрым неуловимым движением пронзает сонную артерию. Заточенный коготь её перстня испачкан в крови. А теперь и поверхность зеркала забрызгана свежей кровью. Возможно, всё так и произошло бы… и фонтан алой лавы с диким напором вырвался бы, наконец, на свободу, если бы не возглас из-за моего левого плеча.

— Лука! Вот ты где, — на плечо мне легла лёгкая рука Ангела. В своём наряде цвета Антарктиды он обошёл меня и, не замечая напрягшейся компании у окна, продолжил — если бы не твой чёрный самурай, я бы ни за что тебя не заметил в толпе, — улыбнулся он. Участливо посмотрел на моё встревоженное лицо, оглядел Соррел и её свиту. — Ты знаешь его? — спросил он, обращаясь к ней.

— Пф, первый раз вижу, — она перемялась с ноги на ногу и схватила цепкими пальцами черноволосую девицу за шею.

— Может, пойдём? Там группа классная приехала. Я хочу, чтобы ты их послушал, — предложил Ангел.

— Подожди. Минутку.

Я сделал шаг к Соррел мимо зловещего зеркала, остановился в шаге от неё и посмотрел в её глаза. Зрачки её тут же сузились и вытянулись. В радужке отсутствовал тот тёплый шоколадный оттенок уюта, который я так любил. На меня смотрели птичьи глаза, глаза хищника, хищника голодного и разозлённого. Всё человеческое умерло в ней. Гарпия победила. Кто знает, может, в этом был виноват я, потому что слишком долго шёл. Или это она — слаба, не имела стержня и воли. Никто не станет разбираться в первопричинах. По крайней мере, я сделал, что хотел. И получил истинный ответ.

— Пойдём, — ответил я, мысленно попрощавшись навсегда с щавелевой девой. Она умерла в той клетке.

Я развернулся, следуя за белым и чёрным силуэтами. Вытатуированные графичные крылья вели меня сквозь снег и золото зала, увлекая внутрь весёлой, опьянённой толпы. Я заметил, что гости рассредоточились по залам особняка, где тоже отдалённо звучала музыка.

Мне стало гораздо легче, шипы и пластины убрались внутрь, а по телу разливалось спокойное тепло. Профит протянул мне мою початую бутылку «Мессии», рука крепко сжала стекло. Ангел протолкнул меня ближе к роскошному камину с лепниной, на котором двое алебастровых «путти» пылко целовались. Рядом стояла барабанная установка, усилитель и прочие атрибуты для рок-группы. По полу змеями тянулись провода. Яркий свет, исходящий от хрустальной люстры, погас, включилась подсветка, играющая то голубоватым, то сиреневым, то розовым свечением, и из двух дверей в центр зала к камину прошли музыканты. Вокалист внешне напоминал барона Мюнхгаузена, а, может, и он собственной персоной — волосы волнами спадали до плеч, короткая бородка и залихватски закрученные вверх усы. Электрогитара взвыла, ритмично ответили барабаны, добавилась вторая гитара и бас.

— Кто они? — спросил я, добравшись до уха Ангела, пытаясь пробиться сквозь громкую музыку.