ИКРА (СИ)

— Мрак, — ответил он.

— Группа так называется, — прокричал мне в ухо Профит.

Пели они на английском, но я прекрасно понимал тексты, к слову, совсем не мрачные. В темноте белого зала Мюнхгаузен пел самые эротичные песни, которые я когда-либо слышал. Его высокий голос достиг потолка, встревожил звякнувший хрусталь, спустился к полу, зарычал и надрывно прокричал на весь зал: «Suck my cock!». Толпа забушевала, впала в экстаз, запрыгала, замахала руками. Над головами то здесь, то там, возникли светящиеся айфоны. Он пел про то, что everybody have a good time, и меня охватило волшебное счастье, близкое к эйфории. Я удивлялся, как мог быть так встревожен и несчастен несколько минут назад. Потом он пел про “каждый сантиметр тела”, переключая рубильники людей в зале в положение «страсть». Лёгкие мурашки пробежали по коже, заставляя ожить каждую клеточку, затрепетать от желания. И вот он начал петь о forbidden love, о запретной любви. О том, как лишь сильнее разгорается огонь желания от этой запретности, когда социум считает тебя преступником, как сложно сидеть и любоваться издалека, ведь нет ничего красивее запретной любви. Он чувственно пел, взывая к моим собственным эмоциям, которые я испытывал и гасил в себе, подобно пламени. Ты ведь не успокоишься, пока не сделаешь этого? Ты ведь не сможешь быть просто напарником и остаться в стороне? И ты узнаешь, что Ад существует, но будет уже поздно, потому что ты не испытал запретной любви. И если бы тебе не сказали, что правила созданы для того, чтобы разрушать их, ты бы и не подумал их преступить.

Духота и флюиды распространялись по залу подобно взрывной волне. Мюнхгаузен сбросил клетчатую жилетку, оголив татуированный торс, и поднял голос к высоким частотам, нещадно терзая гитару. Необузданный LOVE, PEACE & ROCK’N’ROLL истязал трепетные молодые души. Мы не могли не поддаться. Мы не могли не восхититься, не подчиниться его искусной любовной магии, он излучал её, а она оказывала на всех своё физиотерапевтическое действие. Она попадала в каждого из нас, семя эротической дерзости и необузданности прорастало и стремительно тянуло стебель, он затягивал горло петлёй, начинал душить, требуя выпустить наружу квентэссенцию чистой тёмной энергии. Она сокрыта в каждом, а мы задавливаем её в себе, неумолимо гнём, комплексуем. Отчего мы так боимся её? Ведь она… прекрасна! Тонкая стихия, сотканная из жизненного пламени, она столь изящна и величественна, столь сильна и божественна. Она — и есть Жизнь! Она — и есть Бог!

Я повернулся к Профиту, наклонил голову к его всегда участливому лицу, бесстыдно и смело. Рот в рот. Язык к языку. Энергичное соитие слизистых оболочек, обмен бактериями, незаконное проникновение. Теперь мы оба — участники преступления. Я организатор, он пособник. Я постучался, он впустил. Ритмичный взлом моральных и нравственных устоев во имя Любви. Гитарные рифы звенят в моих ушах, учащая сердцебиение, усиливая внутренние вибрации. Вторжение в наш диалог заставляет меня отпрянуть. Запястье на плече. Ангел наклоняет голову застенчиво, но настойчиво. Я стремлюсь к его губам, желая передать им пламенный привет. Я облизываю губы, смакуя взрывной библейский коктейль от Пророка и Ангела. И я в середине. Распят. Распят среди алебастра и золота. И Ангел пал, и Пророк пропал. Мы несёмся на скоростном поезде в Ад, но мне отчего-то не страшно, не грустно. Я пою, я пью сок их жизни. Я пребываю в танце, как Шива. И пока я танцую — Вселенная существует. Безумный танец — освобождение жаждущих душ. Космологическое равновесие. Созидание и Разрушение. Что я могу построить на принципах и закостенелых устоях? В топку! Пусть горят, пусть разгоняют мой паровоз до максимальной скорости.

Ритмичный экстаз гармонии полностью овладел нашими телами. Мюнхгаузен смеялся, сильно закинув голову, и теребил медиатор. Танцуйте пятничной ночью!