ИКРА (СИ)

И мы ушли в ночь, казнили друг друга сумасшедшей влюбленностью. Она отпилила нам головы ножовкой, и мы скакали по Васильевскому всадниками без головы, без гордости, без приличия, без оглядки. Мы посмели зайти так далеко, с полным погружением. Когнитивные методы в полной мере потребовались нашему троичному союзу, когда мы, ошеломительно пьяные от алкоголя и музыки, напробовавшиеся друг друга, попали в небольшую квартирку на Василеостровской, где жил Ангел А. Его аскетичная келья не могла вынести тройной позор! Единственный хрупкий, закостенелый в христианских постулатах, напичканный пружинами предубеждений, диван скрипуче провалился, уронил нас, не вынес столь откровенного нравственного падения! О, как он плакал! Как мы смеялись! Прерывистое дыхание стен, стыдливо погашенный свет, беспокойность и беспорядочность прикосновений шести рук, поиск граней, бестактность пальцев, соитие языков, тотальное взаимопроникновение — война. Трепет и боль. Поле сражения. Унижение ради экстаза после битвы. И Ангел преклоняет колени, и Пророк падает лицом вниз, отдавшись. Я перемещаю их на своей шахматной доске, заставляя их выполнять неестественные им ходы, принимать несанкционированные их верой решения. Кто они теперь? Кто я? Шлюхи сатаны? Вся накопленная веками похоть мира сейчас фонтанировала в этой крохотной комнате на первом полуподвальном этаже с видом на мусорный бак и водоотводную трубу. И где та незримая граница между пошлостью и красотой? Пошлость — в буквах, в умах, в стереотипах. Красота же сейчас была растоптана у меня под ногами. Она отдавалась мне сполна. Моя плоть вкушала её дары. Кто знает? Может… именно сейчас она спасала мир? Спасала этот прекрасный в постоянности мир от хаотичной силы одного человека.

Любовь, как война, — до рассвета, до пробуждения города, до первых лающих собак, спугнувших отдыхающих котов, до первого женского возгласа, до первого шарканья престарелых ног по асфальту. Обнажённые юноши по бокам, а я, словно римский император, щедро распределяю одно покрывало на троих. Приближающийся день и сон морит нас, желая избавить келью от алчного эротизма, сокрушившего все устои и аскеты.

========== Икра III. Освобождение. VIII ==========

Я понятия не имел, который час. Ангел спал на моём правом плече, рассыпав русые волосы на моей груди. Я лениво высвободил плечо из-под его тяжёлой головы. Медленно повернул голову, желая увидеть мерно спящего Профита, но смятая простынь оказалась холодна и покинута. Я поднялся, с трудом разыскал джинсы. Припомнил — было ли на мне нижнее бельё? Память говорила, что нет. Я влез в джинсы и отправился по коридорчику маленькой квартиры в совмещённый санузел. Я открыл дверь и увидел одетого Профита, скрючившегося в пустой белой ванной. Ноги подогнуты к подбородку, руки его сжимали лицо. Пальцы напряжены. Он едва слышно издавал мучительный стон. Я быстро влез в ванну, сгрёб его в охапку, и, пытаясь унять дрожь в коленях и голосе, торопливо спросил:

— Что с тобой?

Его колотило крупной дрожью. Я дотронулся до его рук — ледяные. Голова же, наоборот, горячая. Ругательства зарождались на кончике моего языка, но я проглатывал их, ощущая изжогу и кислоту в желудке.

— Профит, поговори со мной, пожалуйста… — я попытался отнять его ладони от лица.

— Боооольно… — гнусаво простонал он.

— Что болит? Где? — я осматривал его, пытаясь вспомнить, не перегнул ли во время ночных бдений. Вроде бы, тогда он не жаловался, и голос его не выдавал никаких мук или же протестов.

— Как больно, — повторил он. — Глаза, — лишь смог выговорить он.

Я сел в ванну и зажал рот рукой, в ужасе предполагая, что происходит. Профит прозревал.

— Блядь, что же делать? — я панически оглядывался в поисках чего-то. Понятия не имел, как это лечится, не опасно ли, не смертельно ли. — С тобой это впервые?

Он, разумеется, не ответил, лишь сильнее съёжился, скрутился узлом. Я шустро вылез из ванной и побежал в комнату, благо бежать было недалеко. Растолкал Ангела.

— С парнем какая-то хрень творится! — морща лоб, протараторил я, ероша жёсткую чёлку и впиваясь пальцами в кожу волос, будто голова от этого лучше заработает.

Ангел поднялся с растерзанного дивана, который даже издал вздох облегчения, прикрыл неподобающую моменту наготу. Быстро накинул нижнее бельё. Смерив мой пристальный взгляд, он подумал, что я обвиняю его в чём-то, и ответил:

— Не смотри на меня волком, я чист. Я не знаю, что с ним могло случится.

— Так иди и посмотри! — потребовал я.