ИКРА (СИ)

Он удалился за роскошными дверями. Было время подумать и выкурить пару сигарет в Зимнем саду. За стёклами опустилась ночь, в пустынном помещении бывшего Зимнего сада загорелась подвешенная вдоль стены гирлянда. Высоко под потолком свисала провисшая серая ткань, с подтёками и пятнами влаги. Когда-то Рената Литвинова фотографировалась здесь и снимала в этих интерьерах свою «Последнюю сказку». Я сел на одинокий обветшалый стул, вглядываясь в изгибы орнамента рам, образующего арки. За окнами покачивали ветвями деревья. Я закурил. Профит стоял возле окна и ковырял облупившуюся краску. Моя последняя на сегодня и бесконечно длинная сигарета тлела медленно. Серый пепел, такой же бесцветный как этот зимний сад, осыпался на пол, пошедший трещинами. Я слышал голоса приходящих гостей, слышал отдалённый смех и разговоры, весёлые приветствия, потом первые ритмичные звуки танцевальной музыки. Тогда я подумал — пора.

Мы буквально ворвались в освещённый белоснежный танцевальный зал. Когда-то сюда приезжали на балы благородные и богатые люди. Сейчас здесь собралась разношёрстная фриковая молодёжь. Она пестрела на белом фоне как тибетские флажки Лунгта. Фигуры энергично двигались под ритм, зал заряжал присутствующих своей пластичностью. Стены и потолок, густо увенчанные лепниной, всевозможными панно с цветами, вазонами, наглыми вездесущими сатирами и музыкальными инструментами, добавляли несравненный антураж мероприятию. Архитектурные термины заплясали в моей голове. Пилястры, капители и панно закружились в танце под ярким светом монументальной люстры с хрустальными подвесками. Я обшарил зал, плотно забитый народом, в поисках Ангела. Но, он, по-видимому, расправил крылья, полетев над Васильевским островом. Возможно он где-то там, высоко, в индиговом небе, маневрирует с грифонами, ловит воздушные потоки и пикирует вниз или восседает на вершине башни и складывает мистические цифры, дабы познать тайны Вселенной. Я вовремя заметил, что на мраморных подоконниках было чем поживиться. Знакомая бутылка с «Мессией» спасла бы меня от внутренней напряжённости. Я примкнул губами к стеклянному горлышку, осилив глоток, одновременно пламенно жгучий и леденящий холодом.

— Дай, — Профит возник, будто из-под земли. Не исчез в толпе, не потерял меня из виду.

— Сдурел что ли? — возмутился я, когда он протянул руку в перчатке к бутылке.

— Я хочу делать то, что делаешь ты, — я ощутил обиженную требовательность в его голосе.

Я мгновение сомневался, однако, протянул ему бутылку.

— Один глоток. Один, — добавил я, не желая видеть позже последствия его первых возлияний.

Он послушно сделал глоток. Схватился за нос, закашлялся и сделал глубокий вдох. Я рассмеялся и отобрал у него бутылку, страстно желая утонуть на её дне, чтобы больше никогда не вспоминать о щавелевой деве. Но в этот самый миг я увидел её. Она вошла в белоснежный зал, распахнула витиевато украшенную дверь. Белое с золотом встречало медь её волос. Кажется, все расступились. О, она, несомненно, была уже не той скромной, нежной и робкой девушкой, которую я помнил! Красное с чёрным платье едва прикрывало её бёдра. Кожаный корсет стягивал грудь так, что та пикантно бугрилась. Рельефные ноги по колено укрывались в кожаных сапогах на высоком каблуке. Соррел мотнула головой, длинные кучерявые волосы рассыпались по обнажённой спине. В руке она держала кожаную плеть, а вслед за ней в залу проникла её свита. Два унижающихся перед ней парня и высокая, черноволосая девица с обнажённой грудью и в длинной чёрной юбке до пят.

Я едва не выронил свою бутылку.

— Что за?.. — я схватил Профита за предплечье.

Словарный запас мой иссяк. Я всегда демонстрирую скупость, но высокоэтажность своего лексикона в подобных случаях.

— Что за бдсм’ные приколы? — выдавил из себя я.