Аналогичным образом суды не стали, как утверждал Иэн Дункан Смит, «соваться на территорию политиков». Как ясно сказано в решении Высокого суда, все стороны судебного процесса, включая правительство, согласились с тем, что в деле поднят «вопрос, который должен быть разрешен судом» и который является «исключительно вопросом права» (27). Вопрос заключался в том, могло ли правительство, осуществляя свои полномочия в соответствии с королевской прерогативой (остаточные исполнительные полномочия, возложенные на королеву, которые она осуществляет в основном через своих министров и по совету с ними), на законных основаниях направить уведомление о выходе из ЕС согласно статье 50. Королевская прерогатива, по сути, представляет собой полномочия, которых королева не была официально лишена и которые не были в явном виде переданы парламенту. Эти полномочия включают право на присвоение почетных титулов, объявление войны и ведение иностранных дел, в том числе подписание международных договоров или выход из них. Важно понимать, что королевская прерогатива не может быть использована, чтобы обойти парламентское решение или изменить законодательство страны, что было подтверждено в деле о прокламациях 1610 года (28).
ПРАВИТЕЛЬСТВО УТВЕРЖДАЛО, ЧТО УВЕДОМЛЕНИЯ О ВЫХОДЕ ИЗ ДОГОВОРОВ ЕС ОТНОСИЛИСЬ К ИНОСТРАННЫМ ДЕЛАМ, КОТОРЫЕ ПОПАДАЛИ ПОД ОПРЕДЕЛЯЕМЫЕ КОРОЛЕВСКОЙ ПРЕРОГАТИВОЙ ПОЛНОМОЧИЯ.
Суд постановил, что это не так: последствия выхода из ЕС куда значительнее, чем выхода из любого договора, существующего исключительно в плоскости международных отношений, – он непосредственно затронет и отменит права, полученные гражданами Великобритании во время членства в ЕС, – права, которые в результате принятия Закона о Европейских сообществах 1972 года теперь стали частью законодательства Великобритании. Королевская прерогатива не может быть использована для изменения или отмены внутреннего законодательства; следовательно, необходим Акт Парламента.
Высокий суд подчеркнул: «Ничто из сказанного нами не имеет никакого отношения к вопросу о достоинствах или недостатках выхода Великобритании из Европейского союза; это также не имеет никакого отношения к политике правительства, поскольку политика правительства не является законом. Политика исполнительной власти, а также достоинства или недостатки выхода из ЕС – это вопросы политического суждения, которые должны решаться в рамках политического процесса» (29).
Что касается референдума, судьи старались подчеркнуть, что они рассматривают только «чисто юридический вопрос о влиянии референдума на закон», добавив: «Этот суд не ставит под сомнение важность референдума как политического события, значение которого должно быть оценено и принято во внимание в другом месте» (30).
Таким образом, жалобы, наподобие высказанной членом парламента Джоном Редвудом – «Я не могу поверить, что судьи не изучили листовку [разосланную избирателям, в которой правительство обещало исполнить волю народа по результатам референдума]», – были совершенно бессмысленными. Между тем суть, как он мог бы знать, если бы нашел время прочитать решение, заключалась в том, что не имело значения, что было сказано избирателям; значение имели юридические полномочия Короны, и правительство, напечатавшее листовку, их изменить не могло.
Вместе с тем путаница зашла куда дальше неправильно понятых фактов или правовых аспектов. Репортажи и сопутствующие им комментарии выдавали фундаментальное непонимание того, как на самом деле устроена наша Конституция. Концепции, которыми разбрасывались направо и налево как общепринятыми и всеми понимаемыми – такими, как парламентский суверенитет, разделение властей и независимость суда, краеугольные камни нашей демократии, – в данном случае обсуждались настолько неумело, что это указывало на повальное незнание, как среди политиков, так и рядовых обывателей, самих основ устройства нашей страны.