В отличие от многих других правовых систем, у нас нет главенствующего конституционного суда, обладающего правом отменять законы, противоречащие нашей Конституции. В этом отношении судьи нашего Верховного суда обладают гораздо меньшими полномочиями, чем их коллеги в Соединенных Штатах. Наши суды могут отменять подзаконные акты – постановления, принятые министрами правительства в рамках полномочий, предоставленных им актами парламента (первичное законодательство), – если министры действовали незаконно при принятии постановлений, но судьи не имеют таких полномочий в отношении актов парламента. Максимум, что дозволено судам, – это делать «заявления о несовместимости» в соответствии с Законом о правах человека, когда внутреннее законодательство несовместимо с Европейской конвенцией по правам человека; однако эти заявления не имеют юридической силы. Просто суды используют полномочия – данные им парламентом, – чтобы забить сигнал тревоги, когда возникает конфликт между законами и принципами ЕКПЧ (34).
Это намеренно упрощенное определение парламентского суверенитета, однако его достаточно, чтобы разоблачить интеллектуальную беспомощность заявлений Иэна Дункана Смита и компании, что дело Миллер подняло «реальные конституционные вопросы о том, кто главнее» (35). Напротив, это был прямой пример того, что наша Конституция поддерживает устоявшийся принцип, согласно которому правительство не может использовать королевскую прерогативу для отмены или замены закона, принятого парламентом. Правительство хотело что-то сделать, суд должен был определить, может ли правительство сделать это законным путем, и суд постановил, что не может и что для достижения желаемого эффекта необходимо принять парламентский акт.
Вымученная формулировка вопроса Иэна Дункана Смита – «Имеют ли назначенные судьи… право аннулировать пожелания избранных членов парламента, а через них и правительства?» – выдает всю глубину его незнания. Судьи не имеют права отменять пожелания членов парламента, выраженные в законодательстве, но они определенно имеют право препятствовать желаниям правительства, когда правительство пытается действовать незаконно. Игнорировать, как это так ловко делает Иэн Дункан Смит, верховенство парламента с его очевидной верой в верховенство правительства, значит игнорировать другую основу нашей Конституции – принцип разделения властей.
Разделение властей
Из всего вышесказанного мы видим, как взаимодействуют три ветви нашей власти – законодательная, исполнительная и судебная. Парламент принимает законы по своему усмотрению. Министры управляют в соответствии с законом и отчитываются как перед парламентом, так и перед судом. Независимые суды применяют и истолковывают законодательство, создавая вспомогательный свод общего права, а также разрешают споры. Если правительство выходит за рамки своих законных полномочий, его действия могут быть оспорены в суде теми, кого это затрагивает.
В теории эта модель является гарантом демократии. Однако для того, чтобы она работала, необходимо, чтобы три ветви власти оставались, насколько это возможно, независимыми друг от друга. В этом и заключается суть принципа разделения властей. Как сказал Монтескье в трактате «О духе законов»:
НЕ БЫВАТЬ СВОБОДЕ, ЕСЛИ СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ НЕ ОТДЕЛЕНА ОТ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ И ОТ ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ.
Если бы она была соединена с законодательной властью, то власть над жизнью и свободой гражданина была бы самоуправной, так как судья был бы законодателем. Если бы она была соединена с исполнительной властью, судья был бы наделен властью угнетателя.
Все было бы потеряно, если бы один и тот же человек или одна и та же группа главных людей, либо из знати, либо из народа, осуществляли эти полномочия: принимать законы, исполнять общественные постановления и судить преступления или споры отдельных лиц (36).
Разделения удалось добиться не сразу. Изначально судьями назначались советники короля – его самые верные рыцари, священнослужители, наместники и лорды. Начиная с двенадцатого века они начали ездить по стране, применяя единые принципы в судебных решениях, которые легли в основу общего права. Хотя на бумаге они и были независимыми, на практике они служили воле короля и от них легко можно было избавиться, если они выносили нежелательные решения. В 1607 году, в знаменитом деле о запретах, Яков I выставил себя в качестве судьи в имущественном споре. Когда главный судья сэр Эдвард Кок отменил принятое им решение, он был уволен. В конце семнадцатого века участились случаи политически мотивированных наймов и увольнений: Карл II уволил одиннадцать судей за последние одиннадцать лет своего правления, а его брат, Яков II, за три года снял двенадцать судей, отказавшихся принять решение в его пользу (37).