С тех пор как в 2007 году эта должность была объединена с должностью государственного секретаря по делам юстиции, противоречия между политической лояльностью и экономической бережливостью, ожидаемые от министра юстиции, и бесстрашная независимость верховного судьи, на которого возложена обязанность обеспечивать надлежащее финансирование судов, обычно приводили к тому, что жестокий мистер Хайд министра юстиции побеждал кроткого доктора Джекила Верховного судьи[135]
. Этот пост переходил от одного кандидата с одной степенью компетентности и добросовестности к другому, и некоторые из них, как мы видели на страницах этой книги, существенно нарушали свои конституционные обязанности. Это объединение потерпело крах. Необходимо снова разделить эти роли. Переделать Верховного судью в беспартийного защитника правовой системы, не заинтересованного в стремлении к высшим политическим должностям: сторожевого пса, который лает, вместо декоративной собачки, виляющей хвостиком. Это может быть судья в отставке или ученый в области права, который рассматривает эту роль как вершину карьеры, а не как политическую ступеньку; человек, готовый сражаться без страха или предпочтения за защиту принципа верховенства закона и готовый, если возникнет необходимость, поставить правительство на колени в защиту принципов, которые нас объединяют.Ведь именно в этих общих принципах заключено не только сердце нашей демократии, но и наша человечность. В условиях поляризованной глобальной политики я беспокоюсь, что мы забываем об этом. Что когда мы позволяем вводить себя в заблуждение по поводу того, почему и как наша система была построена именно такой, какая она есть, мы в итоге начинаем верить, что в наших интересах способствовать лишению нас не только законных прав, но и тех уз, которые связывают нас вместе, которые делают нас людьми.
И меня беспокоит то, насколько часто это отражается в нашем национальном дискурсе. Как быстро мы возвращаемся к искусственному обособлению отдельных групп, призывая лишить прав тех, кого мы не одобряем, будучи убеждены лукавым шепотом на ухо, что эта ситуация на нас не распространяется. Насколько быстро мы начинаем выступать за более суровое наказание нашим провинившимся соседям, наивно полагая, что ни мы, ни кто-либо другой из тех, кто нам дорог, никогда не оступится.
В ходе опроса YouGov, проведенного в июне 2018 года с целью определить самую благодатную почву для становления новой политической партии, было обнаружено, что правосудие является сферой, работой которой британцы недовольны больше всего. Это было на закате десятилетия, в котором сокращение расходов на юридическую помощь оставило жертв домашнего насилия на милость их обидчиков в семейных судах; введение пошлин в судах по трудовым спорам лишило работников возможности требовать невыплаченную зарплату от недобросовестных работодателей; бездомным семьям было отказано в юридической помощи; люди с инвалидностью не могли оспорить неправомерные карательные санкции правительства; дети были вынуждены представлять себя сами на судах по иммиграционным делам; средние сроки тюремного заключения достигли рекордной длины (13); мы посадили в тюрьму больше людей на душу населения, чем любая другая страна Западной Европы (14); сокращение на один миллион бюджета службы исполнения наказаний совпало с резким ростом уровня перегруженности, насилия, самоповреждения и смертности в тюрьмах (15), что говорит о явной лжи в смехотворных утверждениях таблоидов о том, что тюрьмы – это «курорты с решетками» (16); а политики регулярно и напоказ игнорировали принцип верховенства закона, когда он становился поперек их политических интересов.
Почему британская общественность была так недовольна системой правосудия? Чувствовали ли люди, что ни одна из сторон не воспринимает доступ к правосудию всерьез? Беспокоились ли они, что правовая система стала недоступной для наиболее уязвимых слоев населения? Были ли они возмущены тем, что правительство незаконно лишило их права добиваться справедливости в отношении недобросовестных работодателей, которые издеваются, оскорбляют, дискриминируют и отказываются платить им зарплату? Были ли они возмущены тем, что люди, переступающие порог тюрьмы, – невиновные, виновные и низкооплачиваемый тюремный персонал – умирают внутри в рекордном количестве из-за сокращения штата и режима «спартанской тюрьмы» Криса Грейлинга? (17) Чувствовали ли они стыд за то, что Британия заставляет детей, выросших в нашей стране без родителей, защищать себя в суде от угрозы депортации?
Нет. Жалоба – по поводу которой люди переживали больше, чем из-за Национальной службы здравоохранения, образования или экономики – заключалась в том, что система правосудия была «недостаточно суровой» (18).