Имени такого-то

– Я надеялся… Врачи… Все-таки медицина, наука – это братство. Я надеюсь… Я хочу передать книгу. Но это не книга, а рукопись. Пожалуйста, постарайтесь понять.

И Леманн понял. Сначала Борухов говорил, а Леманн спрашивал. Потом Леманн уточнял, а Борухов спорил. Он спорил то с Леманном, то с собой, то защищал теорию Синайского, то спорил с ней так, как никогда бы не спорил при Синайском, а Леманн ее защищал, и только когда они оба выдохлись, Борухов понял, что снова весь в поту, и сомлел, и оперся на стол, и вдруг почувствовал, что боится поднять на Леманна глаза.

– Доктор Борухов, – сказал Леманн с интонацией, которую Борухов не мог разобрать, – простите, я должен оставить вас на несколько минут. Мне надо поговорить с моим начальством.

– Зачем? – спросил Борухов мертвым голосом. – Вы же видите – я не… Просто возьмите рукопись… Книгу… Я уйду… Скажите – заблудился…

– Это совершенно невозможно, – сказал Леманн, улыбаясь, и, когда дверь в избу открылась, Борухов увидел у входа две черных фигуры с автоматами, и ключ проскрежетал в замке, и Борухов лег головой на стол.

Леманн вернулся, и Борухов зачем-то встал, но застонал и снова сел.

– Доктор Борухов, – ласково сказал Леманн, – мы готовы предоставить вам исследовательское место в Мюнхене.

Изба покачнулась.

– Более того, – сказал Леманн с заговорщической улыбкой, – мы готовы отправить с вами пятерых ваших подопечных.

И, уже все понимая, Борухов сказал очень твердо:

– А мой соавтор? Я не согласен работать без моего соавтора.

– Я восхищаюсь вашей лояльностью, доктор Борухов, – серьезно сказал Леманн, – но психоанализ – совершенно не поощряемая нами теория. А вот ваши разработки – социалистические, с национальным взглядом на воспитание – это крайне интересно. Подумайте – мы обеспечим детям уход, образование, современные медикаменты…

– У нас в стране все хорошо с медикаментами, – сказал Борухов.

– Не сомневаюсь! – тут же кивнул Леманн. – Но война, согласитесь, – не лучшая обстановка для больных детей. И мы бы предоставили новейшие методы лечения, – например, электрошоковую терапию…

– Наш электрошокер, между прочим, собрал мой соавтор, – сказал Борухов.

– Потрясающе! – изумился Леманн. – Тем более нам надо торопиться, доктор: самолет будет в семь утра. Я отвезу вас сам, я все равно не засну: давайте, давайте, давайте. Вижу, вам тяжело идти: я подгоню машину ко входу.

В машине говорил Леманн: рассказывал о мюнхенской Лаборатории социал-демократического воспитания.

– Без языка вам будет трудновато, конечно, но на первое время мы дадим вам переводчика, – говорил Леманн, – и он же, конечно, будет давать вам уроки.

– Давайте вот тут остановимся, – выпалил Борухов у развилки. До баржи оставалось примерно полкилометра, но из-за поворота отсюда не было видно ни берега, ничего.

– Все понимаю, – откликнулся Леманн. – Меня наверняка встретят недружелюбно, так? Жду вас и детей, очень жду, и не забывайте – время идет. О вещах можете не беспокоиться – берите самое необходимое, мы всем вас снабдим.

Борухов пошел вправо, но как только дорога вильнула, перебрался, нахватавшись репьев, на левую сторону развилки.

Он не нашел в себе сил подивиться тому, что на барже не спали, и, протолкавшись к Синайскому, схватил его за руку и зашептал, но Синайский и сам искал его, и крикнул радостно:

– Борухов, где вы слонялись? Мы вас искать собирались уже, думали, вас медведь заел!

– Яков Борисович, ради бога… – сказал Борухов тихо. – Яков Борисович, пойдемте на палубу… Это срочно…

– Нельзя на палубу, – зашептал Синайский. – Вы что, не знаете ничего? Да где вы пропадали, действительно? Сидоров человека застрелил, нас грабить приходили, за спиртом!

Борухов на секунду замер с открытым ртом, а потом снова зашептал:

– Яков Борисович, пожалуйста, выйдем, – и, дотащив Синайского до какого-то закута, сказал, глядя себе на руки: – Яков Борисович, я… Яков Борисович, я сделал ужасное. Вы должны немедленно, сию секунду, прямо сейчас уплыть.

Все время, пока Борухов говорил, Синайский стоял, ссутулившись, закрыв глаза и держа ладонь на лбу. Наконец, тот замолчал, и Синайский посмотрел на него долгим, ничего не выражающим взглядом.

– Я сейчас вернусь к нему, – сказал Борухов. – Они не знают про баржу. И я его завезу и буду возить, пока… Пока смогу. Может, удастся вывезти к нашим. А вам надо сию секунду отплывать.

– Вы с ума сошли! – змеиным шепотом завопил Синайский. – Вы вырвались! Вы не понимаете, что вы вырвались?! Мы и так сию секунду отплываем, пока деревенские не пришли! Нашелся Сусанин! Зачем вы к нему пойдете?!

– Иначе они по селам будут искать, – сказал Борухов твердо. – По селам искать нас будут. Вы представляете себе? А так… Может, я его завезу.

– Нет, – сказал Синайский, – нет, нет, нет, я сейчас отправлю туда матросов с оружием. Идемте к Зиганшину.

– Нет, – сказал Борухов, – нет. Во-первых, я не переживу. А во-вторых, у него пистолет, я видел. Если он кого-то застрелит… Вы отплывайте, а я пошел. Я еще попробую… Я скажу, что не могу бросить больницу, я передумал. Вдруг, ну вдруг я неправ…

– Борухов, – сказал плачущий Синайский.