Я молча глядела в его синие глаза, пытаясь отыскать в них хоть какую-нибудь мелочь, указывающую на то, что их обладатель — последний подонок, однако они выдавали лишь открытость и порядочность обладателя, и, как я ни силилась, ничего негативного не смогла обнаружить. Почему? Почему глаза подлецов и обманщиков всегда чисты и невинны?! Почему они не подсказали мне, что нужно бежать куда подальше от этого человека, что ни в коей мере нельзя в него влюбляться? Почему так несправедлив этот мир?!
Ромка нахмурился:
— Почему ты смотришь на меня как на врага народа?
Мой подбородок затрясся мелкой дрожью, ресницы быстро-быстро заморгали, но я, как никогда, сумела сдержать слезы. Более того, я даже в обморок не грохнулась. Что это со мной? Взрослею?
— Рома…
— Да?
— Отвези меня домой.
— Понимаю, — кивнул он. — Тебе, наверно, вообще не стоило приходить. Похороны — очень тяжелое для психики времяпрепровождение. Когда близко знаешь человека, тогда все ясно, так положено, надо попрощаться. А на тебя Аленка не обидится, если ты уйдешь, это я тебе гарантирую. Сейчас я только скажу, что отлучусь, и отвезу.
— Рома, ты не понял, отвези меня домой, — покачав головой, повторила я, так как до него не дошел смысл сказанной мою фразы. — К себе.
— К себе — это к тебе или ко мне? — усмехнулся он, думая, будто знает ответ. Но он не знал.
— К тебе.
Вот тут-то Жигунов ошеломленно выпучил глаза.
— Не понял?
— Отвези меня к себе домой, — терпеливо повторила я в который раз и добавила, пожимая плечами, без раздражения, а, скорее, с усталостью: — Что тут непонятного?
Конечно, было верхом безумия своевольно отправляться в лагерь противника невооруженной и без подкрепления, но мне нужно было кое-что проверить. Бархатная косметичка… Сколько их на свете? На скольких вышит рисунок? Я не могу подойти к матери Алены и в лоб спросить: «Случайно, не вот такого размера была косметичка? Шов рококо?» Как я объясню ей это? Остается одно. Я должна знать,
— Конечно-конечно! — испугался Жигунов моего психического состояния, действуя по принципу чем бы дитя ни тешилось. — Подожди минутку, попрощаюсь. — И убежал. А через некоторое время мы уже сидели в авто какого-то его знакомого, одного из тех мужчин, что вместе с Ромкой гроб несли, который любезно согласился нас подбросить.
Поднимаясь по лестнице в его квартиру, я думала только о том, как выжить в предстоящей схватке. Как умудриться дезертировать с большой скоростью и наименьшими потерями в тот момент, когда запахнет жареным? Попросить его не закрывать дверь, что ли? А еще я думала о том, что же, черт возьми, происходит? Как у него могла оказаться косметичка Звеньевой — если исходить из того, что это та самая, — ежели только он сам ее и не пришил?
Как только я переступила порог, сердце начало совершать сильные колебательные движения в грудной клетке, почти что толчки, и мне пришлось за него схватиться. Пусть это косметичка Звеньевой, но, может, она и на самом деле ему подарила? Но ведь мать ясно сказала: «Повсюду с собой таскала». Допустим, она ей разонравилась, но дарить б/у вещи? Женские б/у вещи — мужчине? Чепуха какая-то.
Не спуская с меня глаз, Роман предложил самым заботливым тоном, на который был способен:
— Может, винца выпьешь?
Если ты думаешь, что вино окажет на меня успокаивающий эффект, то сильно ошибаешься! Я начну отплясывать ламбаду на твоем столе, напевая себе под нос песни группы «Nirvana».
— Я не пью вино.
Мы успели разуться, снять верхнюю одежду и просто стояли в прихожей, переминаясь с ноги на ногу.
— Хорошо, тогда кофе. Сейчас сварю.
— Я не пью кофе.
Роман стукнул себя по лбу ладонью.
— Да что с тобой творится?! — сказал возмущенно. — Ты сама не своя после похорон. Что-то случилось? Может, пришло время рассказать? — Нет, оно не пришло. Посему я отрицательно покачала головой. — Я могу что-то для тебя сделать? — уже спокойнее проявил он интерес.
— Да. — «Вернуться в прошлое и не подходить ко мне после сеанса!» — Сделай мне чаю, пожалуйста. Если можно, зеленого.
— Эх… Ладно, проходи в комнату, а я пока налью тебе чай.
Да, это именно то, что нужно. У меня только пара минут, но их должно хватить. Не медля ни секунды, я вошла в комнату и, слыша шум воды и громыхание чайника о раковину, доносившиеся с кухни, бросилась к прикроватной тумбочке. Чего на ней только не было! Ну полный холостяцкий беспорядок! Я стремительно перебирала Ромкины вещи: ношеные носки, блок сигарет, зажигалки, пульт от телевизора, скомканные газеты, диски… Косметички не оказалось. Странно, я ведь точно помню, что два дня назад он положил ее именно сюда! Вдруг он вообще избавился от этой улики? А избавился — значит, виноват. За что мне это?
Я решила заглянуть внутрь и открыла единственную дверцу тумбы. Это дало определенные плоды: переворошив полотенца, майки и трусы, я все же на нее наткнулась. Так и есть. Синий бархат, белая розочка. Затаив дыхание, дрожащими пальцами расстегнула единственную молнию.