Имитируя визг

Поставив чашку и блюдце на пол, Жигунов протянул руку к люстре с намерением убрать бело-красные трусы со всеобщего обозрения, а я подумала открыть все-таки сервант. Когда еще представится такая возможность? Даю руку на отсечение, больше добровольно меня сюда никогда не впустят.

Повернувшись к убиравшему обратно в тумбу предмет нижнего белья Роману спиной, я снова потянулась к ключу, который, к сожалению, успела отпустить, напуганная внезапным появлением хозяина, но дернуть на себя дверцу не удалось: рука моя была перехвачена прытким парнем, неведомо каким способом преодолевшим за долю секунды все разделявшее нас расстояние.

— Совсем спятила?! Что, твою мать, ты здесь ищешь?!

Я была очень напугана его криком и все же нашла в себе силы, подавив страх, язвительно парировать:

— Может быть, очередную косметичку?

— Опять ты об этом! — Он облегченно выдохнул, но рано. — Я же объяснил, что… — И тут его взор наткнулся на синий бархат возле тумбочки и раскинувшиеся по полу губную помаду, тушь, пудреницу, тени, подводку… Роман запнулся. — Черт, — наконец осознал он сложность ситуации, — я даже не знаю…

— Зато я знаю, — перебила я. — Когда будешь сочинять новую историю, повествующую о попадании этого в твою квартиру, не забудь учесть тот момент, что мне доподлинно известно: эта вещь принадлежала Алене Звеньевой.

Он еще немного помолчал, глядя куда-то в пол, после изрек:

— Ладно. Хочешь правду — будет тебе правда. Но предупреждаю заранее, она тебе не очень-то понравится.

— В любом случае, она понравится мне больше, чем вранье.

— Окей, слушай. Только давай пройдем на кухню и присядем.

— Давай. — Я направилась в кухню, велев: — И захвати мой чай с бутербродом!

— Вот, блин, вредина, — пробурчал Ромка, но послушно наклонился и поднял с пола чашку с блюдцем.

Мы разместились за столом. Передо мной остывала чашка чая, но я, откусив хлеб с колбасой, не спешила запивать, опасаясь, как бы Жигунов не подсунул мне вместо оговоренного зеленого чая чай с цианистым калием. Покуда он шел за мной, он не имел возможности совершить это злодеяние, если только в кармане предусмотрительно не носит отраву. А когда готовил чай… вроде еще не было мотивов отправить меня к праотцам. И все же пить я боялась.

«Отведай ты из моего кубка!» — сызнова вспомнила я любимый фильм, но просить Жигунова выпить чай, который он приготовил для меня, разбив при этом банку и рассыпав чайные листья, которые пришлось заменить пакетиком, вслед за тем принес в комнату, поставил на пол, затем вернул обратно на кухонный стол… это слишком!

— Ответь мне для начала, — пробурчала я не очень внятно, так как все еще пыталась прожевать пищу всухомятку, — это ты ее убил? Только честно! — Ей-богу, как будто спрашивала: «Это ты слопал все варенье?» Смешно. Но нужно же как-то начинать?

— Ты что, с ума сошла? — вперились в меня два глаза цвета пронзительной синевы. Парень не покраснел и не пробовал отводить взгляд. — На кой черт мне ее убивать, скажи на милость?

Да, а если бы ты ее убил, так бы мне сразу и признался! И глазам твоим я уже не верю. Может показаться, что я стала чересчур недоверчива и мое место в психушке, откуда меня досрочно и возможно зазря выпустили в позапрошлом году, но когда человека пару раз серьезно обманут, он и впрямь закаляется.

— Я не знаю мотивов, но это не означает, что их не было.

— Их не было!! — заорал он. — Подумай сама, на кой черт мне убивать свою любовницу?!

— Что?! — Если б я стояла, непременно б грохнулась на пол! Ничего себе новость!

— Да! Могла бы, блин, сама догадаться, коли такая умная! Ты думала, откуда у меня в ванной ее косметичка? Малевалась она перед уходом, вот и забыла ее там. Довольна ответом? — Видя по моему лицу, что собеседница недовольна, прибавил, как бы извиняясь: — А я предупреждал: правда тебе не понравится. Потому как-то не стремился сначала тебе это рассказывать, знаешь!

Вот, значит, как. Любовница лучшего друга — лучшая любовница! Здорово звучит, прямо афоризм.

Я не сразу поняла, что плачу. Только когда Ромка, сменив по традиции гневный тон на нежный, попросил жалостливо:

— Ну, перестань! Пожалуйста!

Я поднесла руки к лицу и тогда только осознала, что по щекам текут слезы.

— Извини, что своим нытьем испортила твое прекрасное настроение! — грубо огрызнулась я, продолжая плакать. Но злилась я больше на себя, чем на него: откуда у меня такая реакция? Мы видимся всего четвертый раз, имели два полноценных поцелуя, а я веду себя как собственница, как жена, которая двадцать лет прожила с мужчиной и только сейчас выяснила, что тот всю совместную жизнь ее обманывал. Выходит, я все-таки влюбилась? Но почему тогда я ему не верю? По идее, к моим глазам должны быть намертво приклеены розовые очки, видящие Ромку неизменно с надписью «Перед вами лучший мужчина!» во весь его большой, наполовину закрытый челкой лоб. Видать, я действительно повзрослела и теперь, влюбляясь, сохраняю голову ясной.

— Ну зачем ты так? — мягко произнес и предпринял попытку приобнять меня, дабы успокоить, но я, чувствуя себя глубоко оскорбленной, взвизгнула: