— Если включу новости, все равно же узнаю! Просто я не жалую телевизор, да и из первых уст значительно лучше. Ну пожалуйста! — заканючила я и благодаря этому разжилась следующей информацией: шестым трупом стала опознанная сегодня утром, но убитая вчера вечером некая Дудкина Раиса Степановна шестидесяти двух лет от роду. Последней ее видела сестра убитой, от которой та поехала домой. Успела она доехать или нет, неизвестно, ибо женщина жила одна, но я склонна думать, что не успела.
После общения с Бориской-на-царство я принялась чинить дверцу гардероба, которую сломала в приступе бешенства, опасаясь, что родители вот-вот вернутся с работы и накажут меня. Но зря я торопилась: на мобильный звякнула мама с сообщением о том, что они с папой сразу после работы встретились и отчалили к друзьям, так что до полуночи их и ждать не стоит. Завтра выходной, поэтому они постараются оторваться на всю катушку, дабы сбросить с себя напряжение тяжелой рабочей недели. Далее эстафету перенял папаня, велев мне вести себя хорошо, не проказничать, а то уши оторвет. Ну как с маленькой, ей-богу! Но тут я бросила взгляд на висевшую на одной петле дверцу, над которой я сейчас колдовала, вооружившись отверткой и саморезом, да на отказывающий транслировать половину каналов телевизор (это после моих удачных хуков правой в его корпус), и поняла: папа не зря говорит.
Утомленная ремонтными работами, я, приделав-таки дверцу, убрала инструменты и, плюнув на ужин, приняла душ, после чего завалилась сразу спать, невзирая на довольно детское время. Сперва я начала думать о новой жертве, этой Раисе Степановне, которая ну никак не вписывалась в и так немного шаткий и кое-где притянутый за уши сюжет в силу того, что не имела ни ко мне, ни к предыдущим жертвам ни малейшего отношения, но неожиданно, прямо на середине мысли, меня сморил сон.
Разбудил телефонный звонок. Я подскочила на кровати и, включив бра, взяла в руки будильник. Двенадцать ноль-ноль. Легкое недоумение сменилось пониманием: это, скорее всего, родители звонят от друзей предупредить, что задержатся.
С легким сердцем сняла трубку и произнесла в нее:
— Алло. — В ответ — тишина. Наверно, что-то со связью, и мама меня просто не слышит. — Алло-о! Мам, это ты? — Снова ни звука в ответ, лишь слабо, будто как-то отдаленно, слышалось чье-то тяжелое дыхание. Я тоже молчала и дышала в трубку.
Наконец мне это надоело, и, когда я уже собиралась бросить трубку, решив, что кто-то неудачно шутит, мне ответил тихий, зловещий загробный голос, звучавший точно откуда-то из-под земли. В следующую секунду все мое тело свело ледяной судорогой, а челюсть задергалась нервной дрожью, принуждая зубы стучать друг об друга, потому что этот могильно-холодный, тихий голос спросил полушепотом:
— Хочешь умереть сегодня?
Зубы застучали, поэтому в ответ я смогла выдавить только короткий, полный страха и безысходности стон. Прислушавшись к еле различимым звукам по ту сторону провода, я поняла, что он где-то ходит. Может быть,
Потушив бра, я резко вскочила с постели и, приложив трубку к груди, напрягла слух. Вроде никого нет. Но вместо того, чтобы пойти проверить, включив общий свет и походив по квартире, заглядывая во все углы, я продолжала оцепенело стоять возле кровати, точно парализованная.
Вернувшись к собеседнику, я могла довольствоваться его наигранно громким дыханием. Спокойно, это всего лишь чья-то шутка. Даже если это сам маньяк, то по телефону он меня точно убить не сможет.
Послушавшись саму себя, я все же немного успокоилась, но этого мне было мало. Я хотела знать,
— Кто это? — обрела я дар речи. Мой собственный голос звучал жестко, но несколько испуганно.
На это маньяк с превеликим садистским удовольствием ответил с еще большей замогильностью и более выразительно:
— Твоя смерть.
Я похолодела. С одного бока, понятно, что это либо прикол, либо метод устрашения. Кому-то не приглянулся мой интерес к убийствам. Но это, бесспорно, указывает на то, что я на правильном пути. И никакого маньяка на самом деле нет. Все преступления как-то связаны между собой, и Он боится, что я узнаю как. И выйду на него. С другого же бока, находясь одной дома, ровно в полночь слышать тихий загробный голос над самым ухом, представившийся самой
— Я поймаю тебя! — Хотелось, чтобы это звучало грозно и бесстрашно, но вышло как-то жалко и истерично. — Выходи, козел поганый! Выходи! Где ты? — Ожидая ответа, я боялась лишиться сердца — так неистово и сильно оно барабанило в груди. Казалось, оно сейчас возьмет и вырвется из моего тела и будет жить своей совершенно автономной, отдельной от меня жизнью. А я возможно жить уже не буду. — Где ты? — повторила я громче.