— Ну и уйдем, коли мешаем! — обиделась Алексеева и стала уговаривать бывшую учительницу идти с нами. Та отказывалась, но четыре сумасшедшие выпускницы того и слышать не желали, взяли ее под ручки и насильно уволокли.
Шлепая впятером по смеси из грязи и подтаявшего снега, женская компания вышла на проселочную дорогу, на которой покоилась одинокая «копейка» (Лидкин водитель отчалил по делам, обещав приехать за нами по первому же звонку), и направилась в сторону поворота на шоссе. Предводительницей была, разумеется, активистка Танька.
— Вот, — удовлетворенно заявила она минуты через три, ткнув пальцем в сугроб на обочине и плавно затормозив.
Мы тоже остановились и зыркнули в то место. На белом фоне действительно что-то алело. Но даже приглядевшись, трудно было разобрать, что же это такое.
— Я говорю вам, это кровь! — с пеной у рта доказывала Грачева, указывая на мнимый след. — Она, видимо, капнула с ножа, когда он, разделавшись с жертвами, сматывался с места преступления. А заметив пятно на снегу, он взял и наступил туда.
— Думаешь, он заявился в лес на своих двоих? — усомнилась Пронина, привыкшая за несколько месяцев к роскошной жизни, в частности — к личному водителю. — Да еще и толком не зная, найдет он кого здесь или нет? Ерунда. Прям как в анекдоте про Штирлица. Слышали? — Но мы отмахнулись: не до анекдотов было; тогда Лида пояснила свою мысль прямо: — Скорее всего, они приехали все вместе.
— И зачем же?
— К примеру, отпраздновать что-нибудь. Как мы сейчас. Но компания не знала, что один из них — маньяк. И поплатилась за это жизнями.
— Ну, Лида, тебе б романы писать, — фыркнула Танька.
Я также не уловила ничего правдоподобного в выдвинутой Прониной версии. Какая связь может быть между интеллигентной супружеской парой, студентом-двоечником и Психом в маске? Нет, никакой компании не было, и никакого праздника тоже. Они просто чисто случайно оказались рядом, в одном месте. Хм, в лесу? Нет уж, дудки. Вот тут Лида на самом деле права, они приехали на машине. Либо порознь, либо вместе, но ни о какой дружбе и даже знакомстве тут и речи не должно быть. Только что они делали поздно вечером в лесу?…
В мои не доведенные до логического конца размышления ворвалась Машка, сказавшая интересную вещь:
— А как он один уложил сразу троих? Может быть, маньяков несколько и они действуют сообща?
— Фигню не городи! — разозлилась Лидка. — Маньяк — всегда одиночка.
— Я думаю, — подключилась я, — здесь сработал эффект неожиданности. Никто не ждал от него ничего дурного. Только вот почему? Как он расположил людей к себе? Почему они позволили себе повернуться к нему спиной?
— Может и не поворачивались, — нахмурилась Мария Николаевна, которой, конечно, не нравился весь этот разговор, но она понимала, что молодежь сильно нуждается в острых ощущениях и адреналине, потому не стала нас оговаривать. — Просто сделать ничего не успели. И вообще, может, хватит про убийства? У меня сейчас аппетит пропадет.
Тут Грачева усмехнулась и глянула на меня.
— Что ж, все свои вопросы ты, Юлька, можешь адресовать ему прямо. До меня слушок дошел, будто ты углядела его в окошке. Это правда? — Эх, Таня, знала бы ты то, что произошло на следующий день, ты б сейчас так не ухмылялась! Когда я кивнула, она продолжила: — Мне интересно, и что же ты сделала? — В этом месте Алексеева, стоявшая чуть в стороне и глядевшая в глубь леса, пронзительно закричала. — Да, точно! Наверняка закричала и в обморок грохнулась! Я помню, в школе ты частенько сознания лишалась, ты ведь такая трусиха! А я вот из другого теста. Если б я его увидела, я б ему… — Внезапно Танюха осеклась, взгляд ее устремился куда-то мимо меня, а изо рта вырвался раздирающий душу писк. Следом за ней завизжала обернувшаяся на лес Лидка.
Мы с Марией Николаевной решили уточнить, что же так напугало девчонок и тоже глянули в ту сторону.
В нескольких метрах от нас между коричневыми стволами деревьев стояла галлюцинация в виде балахона того же цвета, порезанный бахромой низ которого бодро развевался по ветру, и белой маски в обрамлении капюшона. Самое ужасное было в том, что глюк предполагал наличие под этой оболочкой настоящего человеческого тела, с мыслями и планами относительно наших жизней. Но если это всего-навсего мираж, то он должен растаять, испариться, будто бы его и не было, ведь так? Надо всего лишь моргнуть.
Я зажмурилась, а когда открыла глаза, была вынуждена признать, что галлюцинация не то что не исчезает, а даже, наоборот, прогрессирует: Убийца в белой маске достал из-за спины длинный нож и замахнулся, и от одного взгляда на это меня обуял дикий, животный ужас. Воображение, отличавшееся то ли мазохизмом, то ли реализмом, а возможно, и тем и другим, радостно нарисовало мне красочную картину того, как острое лезвие в тринадцати местах пронзает мое тело, и я почувствовала почти всамделишную боль в области живота.