Имитируя визг

— Что? — удивился Василий, имеющий любопытную фамилию Бардо, вопросительно уставившись на меня. Сегодня его туалет представляли темно-серые в тонкую полоску брюки, явно составляющая часть какого-то костюма, дырявые кроссовки и вязаный черный свитер, выброшенный папой пару месяцев назад. Он случайно пролил на себя ацетон и, поняв, что черный цвет побелевшему пятну на одежде не вернуть — если только маркером закрасить? — отнес на помойку. Теперь это же пятно красовалось на одежде Василия и вряд ли являлось совпадением. Через пару секунд к моему приятелю пришло озарение: — А! Нет, я не по этому поводу. К тому же мылся не так давно, полтора месяца назад. — Василий поднял поочередно правую и левую руки, чтобы, приблизив нос к подмышкам, разведать ситуацию. — Еще не пахну, сойдет. Юля, ты опять что-то напортачила, — перешел он к делу.

— С чего ты взял? — весело пропела я, но внутренне насторожилась.

Бомж припал лицом к моему уху — в ноздри ударил едкий запах не то тухлой колбасы, не то грязных носков — и заговорщицки зашептал:

— Он ходит за тобой. Каждый раз провожает до дома и удаляется. Сегодня его нет, потому я решился подойти. Кстати, у тебя случаем нет черного маркера? — тут же перевел он тему.

— Нет! Давай говори, что там!

— Ну ладно. Говорю. В моем домике есть окошко, — он указал немытым пальцем на строение из четырех стен и конусовидной крыши посреди площадки, — оно выходит аккурат на твой подъезд. Мне все-все оттуда видно. Опасайся его, Юлечка. Слежка это, самая натуральная. Как в фильмах про шпионов.

У меня расширились глаза, а колени затряслись то ли от холода, то ли от страха.

— К… кто? Кто он?

— Парень лет двадцати пяти. Черная бейсболка, кожаная куртка вся в заклепках и на молнии, спортивные штаны, темно-синие, с серыми лампасами по бокам. На ногах черные кеды.

Видите теперь, что я не зря вожу с бомжами дружбу? Вот он — источник информации, он даже одежду до мелочей запомнил, я вот на кеды внимания не обратила. А не считая обуви, все сходится.

— О-о, — простонала я. — Чувствую, что мне пора. Прощай, Вася, не поминай лихом.

— Что, все так плохо? — тревожно осведомился Васька.

— Хуже еще не было, — заверила я.

Через мгновение жертва слежки была в подъезде, а еще через миг трясущимися руками вставляла ключ в замок на своем втором этаже. В голове отчетливо пульсировало: «Бежать! Бежать! Куда угодно! Скорее, скорее!»

Дома мать бросилась мне на шею с причитаниями:

— Доченька, что же это делается? Двое мужчин были, в форме. Велели из дома никуда не выходить, поставили нам новый аппарат, сказали, будут вести наблюдение и прослушивать разговоры. Короче, запугали дальше некуда! Куда же ты вляпалась, овечка моя ненаглядная?

Овечка моя ненаглядная?! Всё, это означает, что у мамы скоро будет срыв или сердечный приступ, надо спасать.

— Мамочка, не волнуйся, все будет хорошо. Мне нужно на некоторое время переехать в другое место.

— А…

— Не скажу куда, даже не спрашивай. А вы слушайтесь следователя, делайте все, как он велит. Если что, номера его мобильного и рабочего телефонов в моей записной книжке в ящике стола. А я пакую вещи.

Я заметалась по квартире, сваливая в объемистый пакет все, что мало-мальски ценного и полезного в быту попадалось по пути.

— Да-а, доча, — протянул папа, лежавший на диване. — Мы уже привыкли к твоим, хм, приключениям, но не одно из них не было таким опасным. Тебе не кажется, что это повод завязать? И начать, наконец, ходить на рыбалку?

— Первое — постараюсь, если останусь жива. Второе — ни за что! Лучше смерть.

— Что ты такое говоришь, овца?! — возмущенная моим черным юмором, мать дала мне увесистый подзатыльник, но тут же погладила по голове в том же месте, а после с ревом кинулась на шею, мешая складывать вещи в пакет.

— Люся, не плачь. Все образуется. — Папа сделал телевизор погромче, но отвернулся к стенке и захрапел.

Бросив на время собирание шмотья и пододвинув к себе аппарат, я набрала Катьку. Судя по бодрому голосу, у подруги, в отличие от меня, все было в ажуре. Молча порадовавшись за нее, я выдала ей все свои беды, попросив найти для меня прибежище.

— Вот ужас, я хренею! — сокрушалась она по поводу убийства Белова и покушения на меня. — Во дела! Конечно, я помогу тебе. Помнишь наш маленький домик в деревне? — Катина бабуля имеет в своем владении ветхий домишко в деревне Березовке, что плотно прилегает к нашему городу. Там Любимова частенько устраивает вечеринки, ибо квартиру свою любит до изнеможения, а пьяные студенты — та еще головная боль. Деревенская хата под это дело годится лучше, чем что-либо другое. — Живи там сколько хочешь. Только поаккуратнее, окей? Запирайся на все засовы, а то Березовка уже почти необитаема, две старухи и пара пьяниц. Я боюсь за тебя!

— Что ты, я сама за себя боюсь.

— Знаешь что, — подумав немного, сказала Любимова. — Переночуй сегодня дома. А завтра с утра поедем вместе, накупим тебе продуктов и всяких нужных вещей. А сейчас куда ты поедешь на ночь глядя? Уже половина восьмого, пока вещи сложишь, пока ко мне забежишь за ключами, пока затаришься в магазине…