Имитируя визг

— Да зачем мне затариваться? Думаешь, я в состоянии сейчас что-нибудь проглотить?

— Катя права! — влезла мама. Она всегда на Катиной стороне, даже не зная предмета спора, уверенно изрекает: «Катя права!» Когда я взываю к объективности, объясняя, что, слушая только одну сторону, а то и вовсе обрывки фраз, нельзя принимать чью-либо позицию, а тем более критиковать, мать на это заявляет твердым, не терпящим возражений тоном: «Катя умная, а ты овца, какие тут могут быть споры? И без того ясно, кто прав!»

— Конечно, я права! — обрадовалась подружка. — А то этот лысый хрен тащит тебя ночью неизвестно куда неизвестно зачем…

— Катя! — осекла ее я.

— Ну что Катя? Садист он, твой Бориска, изверг! Вечно ему неймется за одну секунду все проблемы решить! Шило у него…

— Катя! — снова осекла я Любимову, не дав произнести название рокового места, где у следователя находилось шило, и напомнила: — Жучок!

— Тьфу ты, совсем забыла!

— Прям как Коротков с Каменской! — вспомнила я, хихикнув, и предложила: — Извинись теперь перед следователем!

— Ну ладно, не сам же он слушает! А кто слушает, нелицеприятные моменты обязательно вырежет, чтобы настроение человеку не портить. Эй, мужчина в фургончике возле подъезда Юли Образцовой! — заорала она в трубку, чем чуть меня не оглушила. — Вы меня слышите? Вы там подправьте, где надо, ладненько?

— Катя, вернемся к насущному! — взмолилась я.

— Хорошо. Завтра, рано утром, часов эдак в одиннадцать, я за тобой зайду. Целую, пока.

И нечего смеяться. Для кого-то раннее утро — часов пять-шесть, а для нас с подругой… Одним словом, совы.

Ближе к полуночи меня охватил приступ легкой паники. Я опасалась, как бы ОН опять не позвонил, тогда я стопроцентно сойду с ума. Да, я понимала, что бояться особо нечего: родители дома, да и что он может мне сказать такого, чего еще в тот раз не сказал? Но все же, все же…

Тут меня осенило. Спасение! Я сползла с постели на пол, пошарила под тумбочкой и, найдя нужный проводок, отключила на фиг телефон. Вот так. И пусть Бориска меня убьет.

— Юля, десять часов, — донеслось до меня недовольное мамино сквозь сон, который правильнее было бы назвать чуткой утренней дремой. — Ты хочешь, чтобы Катя тебя ждала?

— Нет, — промямлила я, не открывая глаз. — И вообще, она всегда опаздывает на шесть с половиной минут, так что я могу еще поваляться. — С этим я перевернулась на другой бок, но не тут-то было.

— Вставай, овца! — сдернули с меня одеяло.

— Мама, как не стыдно! — возмутилась я, так как шелковая ночная сорочка была до неприличия короткой, а трусики я на ночь, понятное дело, снимаю.

— Быстрее встанешь! — усмехнулись мне в ответ. Мать никогда не отличалась чрезмерной застенчивостью, которой с лихвой досталось при раздаче на небесах, еще перед рождением, мне, потому она всегда потешалась над припадками скромности у своей дочери.

Я отправилась в ванную, а оттуда — на кухню. Еле впихнув в себя бутерброд, стала расчесываться, попутно соображая, во что бы мне сегодня облачиться. Желательно выглядеть неприметно, чтобы маньяк не смог выделить меня в толпе, а если все-таки выделит и начнет по обычаю следить, можно будет с этой же толпой слиться и в нужный момент незаметно свернуть с намеченного пути. Вбежать в проходной двор, допустим, или же заскочить в последнюю секунду в отъезжающий автобус.

Значит… Значит, темные джинсы и неброский свитер. А красная куртка не годится. Что бы мне вместо нее надеть?

Постояв секунд тридцать в размышлениях, поняла, что выбора так или иначе нет. В пальто я спарюсь, в джинсовке замерзну, а мамина новая ветровка имеет размер, превышающий мой собственный минимум на четыре единицы.

Звонок застал меня врасплох. Стоя в джинсах и наполовину надетом свитере, я тупо зырила на маленький серебристый телефон, не зная, что делать.

— Ответь, — шепотом подсказала мама. — Кстати, зачем ты вчера выключила городской телефон?

Я ничего ей не сказала и, натянув свитер, взяла в руки мобильный. «Входящий звонок. Роман», — сообщил он мне. Нажав «Оk», я вышла из комнаты и поднесла трубку к уху, ничего, однако, в нее не произнеся.

— Але, Юля? Але, ты слышишь меня?…

— Да, — наконец соизволила я выдать. — Я тебя прекрасно слышу. — Что и говорить, держалась я холодно.

— Как ты? Ты же обещала позвонить, когда вернешься! И почему у тебя такой голос, что-то случилось?

— Да, — снова согласилась я по-прежнему сухо. — Случилось.

— И что же, позволь узнать? — Роман тоже сбавил обороты, поняв, что его нежный голос на меня уже не действует так наркотически и опьяняюще, как было раньше, и пытаясь держаться теперь если и не черство, то немного отстраненно.

Я ответила вопросом на вопрос:

— У тебя, случайно, нет знакомых на «Опеле — Омега»?

Не знаю, зачем я спросила. С одной стороны, ерунда, с другой, — пару секунд в ответ молчали. Или это просто время так сильно замедлилось?

— Хм… «Опель», «Опель»… Нет, вроде. А почему ты спрашиваешь?

— На этой машине ездит убийца, — безэмоционально проинформировала я его.

— Ты что, знакома с ним лично? — нервно усмехнулся Роман.

— В некотором роде, да. Он убил моего друга.