Тётушка, старая баронесса фон Ган, ещё никак не могла отойти от испуга. Ей стало дурно. Подоспели другие сани, и баронессу усадили в них, увернули промокшие ноги в тулуп. Но все же старушка смогла произнести:
– Молодой человек, вас нам послал Бог. Скажите, за кого я должна молить Пресвятую Деву?
– Ах, ма тан, – звонко прощебетала Софья, – это же друг папа, Семён Иванович Добров.
– Прошу вас нанести нам визит в ближайшее время? – умоляла баронесса.
– Буду рад, – ответил я вслед убегающим саням.
Не помню, как добрался да пивоварни, как договаривался. Обратной дороги тоже не помню. Мыслями моими завладела Софья. Как же все так чудно случилось? Никак провидение нас свело. Я – её спаситель! Просто сцена из французского романа. А с каким восхищением она смотрела на меня. Как представила мою персону тётушке, словно старого хорошего знакомого. Я тысячу раз представлял себе, как окажусь вновь у дома баронессы фон Ган, как предстану в образе спасителя и, конечно же, увижу её. Она на меня не сердится… – Добров!
Я очнулся от грёз. Стоял перед дверьми в кабинет Императора. Окликнул меня дежурный адъютант. – Вы с докладом?
– Так точно.
– Что-нибудь серьёзное?
– О доставке кваса.
Адъютант прыснул.
– Что здесь смешного? – обиделся я.
– Простите, Добров, но ваш квас сейчас не к месту. У императора генерал-губернатор со всем финансовым ведомством.
Из кабинета вылетел чиновник с озабоченным лицом, чуть ли не бегом поспешил к парадному выходу. Дверь за собой прикрыл не плотно, и я услышал голос императора. Павел говорил резко, отрывисто. Он явно был раздражён, но старался всеми силами сдерживать себя.
– Так сколько выпущено ассигнаций? На какую сумму?
Вы можете сказать хотя бы примерно?
– Примерно на сто восемьдесят миллионов рублей, – ответил робко один из чиновников финансового ведомства.
– А каков доход России за год? – продолжал допытываться Павел.
– Около семидесяти миллионов, – подсказал другой чиновник.
– Это значит, чтобы выкупить все ассигнации, казне понадобится два года, а то и больше? – подсчитал Павел.
– Прошу заметить, что и в этом случае вряд ли удастся ваш план, – сказал генерал-губернатор. – Казна тратит больше, чем получает дохода.
– Каков дефицит?
– При покойной императрице ежегодно от восьми до пятнадцати миллионов.
– У вас есть конкретные предложения, как уменьшить инфляцию? – напрямую спросил Павел.
– Чтобы уменьшить инфляцию, надо уменьшить долю бумажных денег, – ответил генерал-губернатор.
– Изъять все бумажные ассигнации из казённых ведомств и сжечь прилюдно на площади, – приказал император.
– Но, Ваше Величество, – взмолился генерал-губернатор. – Их надо чем-то заменить. Подходит срок выплаты жалования и годовых премиальных. Флот, армия, ведомства…. Как же быть?
Павел задумался. Слышно было, как он чеканит шаг по кабинету. Вдруг шаги замерли. И император решительно сказал:
– Изъять из дворцов все серебро, исключая ценные произведения искусства. Изъять все, вплоть до кофейных ложечек. Все пустить на монеты.
– Этого будет недостаточно, – после некоторого замешательства сказал генерал-губернатор.
– Потребуем взаймы у церкви, – решил Павел. – Надо действовать, господа, а не вздыхать. Будем вздыхать – так и останемся нищими в богатейшей стране. Надо наладить оборот рубля. Рубль должен стоить дорого. Как это сделать?
– У меня есть кое-какие соображения? – подал голос чиновник, отвечающий за монетный двор.
– Докладывайте, – потребовал Павел.
– Нынче наш серебряный рубль имеет лигатурный вес двадцать четыре грамма. А серебра чистого в нем всего восемнадцать грамм. Проба низкая, поэтому он и ценится соответственно – низко.
– Надо повысить пробу? – понял Павел.
– Абсолютно верно, Вше Величество, хотя бы до двадцати грамм. Да и монету сделать тяжелее.
Дежурный адъютант плотнее прикрыл дверь.
– Государственные тайны, – объяснил он. – Шли бы вы, Добров, отдыхать. Сегодня вас никто не потревожит. И о квасе вашем никто не вспомнит.
* * *
Вечером после службы я нашёл знакомый дом, где в первый вечер пребывания в Петербурге останавливался вместе с фон Паленым. Где впервые встретил Софью. Но когда я оказался возле двери, мной овладела ужасная робость. Я взглянул вверх на освещённые окна. Сверху доносились звуки фортепьяно. Кто-то неплохо играл. Шум голосов. В доме были гости. Мне показалось, что среди многоголосья я уловил её звонкий…. Нет, показалось. А как я предстану перед ней, перед гостями. Я же до сих пор не перешил мундир, что подарил мне Великий князь, Александр Павлович. Грудь теснит, узок в плечах. И офицерский шарфик казался выцветшим и старым. Ох, сапоги вдобавок где-то запачкал. Вот, где можно запачкать сапоги, когда кругом снег?
В отчаянии я уже собрался развернуться и уйти, как тут к дому подошел толстый разносчик в холщовом переднике поверх зипуна. В руке он держал большую корзину, накрытую салфеткой. Разносчик постучал в дверь и сиплым басом объявил:
– Булки, пирожные, шампанское для баронессы Элизабет, фон Ган.
Открыл слуга Тимофей, попросил разносчика пройти на кухню, заметил меня.
– А что ж вы стоите? Вас все давно ждут, – сказал слуга.