Император. Книга первая. Павел

– Государственный Совет, – задумался Павел. – Хорошо, что вы мне напомнили о нем. Кучка чопорных старцев, кичащихся своими заслугами перед отечеством. Государственный Совет. Он открыто их критиковал. Указывал на их безмозглость, что во внешней политике, что внутри России. Конечно, эти бараны побежали жаловаться императрице. А в чем он был неправ? Кому нужна была эта семилетняя война? Зачем Россию в неё втянули? Какие дивиденды от этой войны получены? Пустая казна. Тысячи калек.

Да бог с ним. Отца все же назначили директором шляхетского корпуса. Разве дурачок справился бы на этой должности? А он справлялся. Да ещё организовал несколько картографических экспедиций в отдалённые области России. Наконец-то составили грамотные карты дорог до Урала.

Он правил ровно сто восемьдесят шесть дней. Те, кто его сверг, а потом убил, в один голос утверждают, что он ненавидел все русское, ненавидел Россию. Наглая ложь! Он ненавидел русскую расхлябанность, лень и нерадивость в службе. Вся его вина в том, что он хотел заставить военных служить, а чиновников – работать. Каждое утро Пётр вставал в четыре утра, пил кофе и спешил в кабинет заслушивать доклады, затем велел подавать карету и ехал в сенат или в коллегии. Он во всем старался подражать своему деду, Петру Великому. Самые его важные реформы: упразднение Тайной канцелярии. И правильно! Потом он начал процесс изъятия лишних земель, принадлежащих церкви. Разве это не справедливо? Зачем монастырям столько пахотных наделов? Им мало сбора с прихожан? А чего стоит указ о свободной внешней торговле? А организация Государственного банка, дабы поощрять промышленность и торговлю? Кстати, это по его указу прекратили преследовать старообрядцев. Это он впервые обратил внимание на бездумную вырубку лесов. Ну и конечно «Манифест о вольности дворянства». Разве все эти дела говорят, что Пётр был слабоумным?

Сто девяносто два документа составлено им за сто восемьдесят дней правления. Я лично проверял. Когда он был выгнан из Государственно Совета и жил в Ораниенбауме, работал не покладая рук. Им написано множество документов, прожектов, исследований…. Все уничтожили. Все сожгли.

Но кто?

Кто? – Павел покачал головой. – Точно сказать не смогу, но, скорее всего те, кто хотел оправдать его свержение. Показать отца, как недееспособного. Но искать виновных – поздно; надо думать о будущем России. Вот, сейчас бы ох как пригодились прожекты отца.

– Его обвиняли в невыгодном союзе с Пруссией. Он вернул все земли, завоёванные в ходе семилетней войны, – припомнил я.

– А подумайте: зачем нам прусские земли? Нам своих мало? У нас за Волгой столько земли – народу не хватает заселять. Пётр правильно и сделал, что вернул всё Пруссии. Пусть Европа сама грызётся за Силезию и Богемию. А то, что в конце Семилетней войны солдат кормить было нечем, заряды выдавали один на два ружья – об этом никто не вспоминает. Лошадей не хватало. Пушки вручную тягали.

Павел вновь подскочил и принялся ходить по кабинету, теперь уже кругами.

– Вы знаете, что Сенат вынес постановление отлить ему памятник в золоте? За «радение о благе государства». Он отказался, сказав, что золоту надо искать другое применение. «Я же надеюсь своими трудами заслужить памятник в сердце народном», – объявил он, и Сенат возмутили его слова. Разве такой поступок мог совершить слабоумный?

– Но почему гвардия выступила против него?

– Всего два полка: Семёновский и Измайловский. Вам это известно? Преображенский отверг предложение участвовать в перевороте. За что его командиры: Воронцов, Измайлов и Воейков были после арестованы. История тёмная. Концов сейчас не найти. А сколько подлости в этой истории. Впрочем, довольно об этом. Орлов уехал – и то хорошо.

Бог ему судья. И вы – свободны.

Я повернулся и вышел. Адъютант сказал, чтобы я отправлялся к Аракчееву.

– О чем так долго беседовали с государем? – спросил Аракчеев, не отрываясь от подписи бумаг.

– Доложил императору по высылке графа Орлова за границу. Потом шла беседа о Петре.

– А, вон оно что, – понимающе кивнул Аракчеев.

– Орлов мне тоже много о нем рассказывал, только совсем противоположное. Я так и не понял, каков на самом деле был император Пётр.

– Зачем вам это? Хотите докопаться до истины? Не выйдет. Орлов участвовал во всех тех грязных делах, и чтобы обелить себя – врёт. А Император представляет своего отца рыцарем без страха и упрёка.

– Кому же верить?

– Никому. Никогда никому не верьте, Добров, – чеканя каждое слово, сказал генерал.

– Невозможно так жить, – воспротивился я.

– Тогда верьте в Бога. Я верю в Бога, и только в него. А частичка Бога есть в каждом из нас, значит – я верю только в себя.

– Как у вас все просто, Алексей Андреевич.

– А если сложно думать, то голова может заболеть и отвалиться. Как тогда без головы?

– Так если, по-вашему, частичка Бога есть в каждом, то и верить надо каждому.

– Философствуете, Добро? – Аракчеев оторвался от бумаг и с интересом посмотрел на меня. – Частичка эта Божья в каждом свой вес имеет. Откуда ж я знаю, сколько в вас Бога, а сколько в графе Орлове? Идите, отдыхайте.