Император Павел Первый и Орден св. Иоанна Иерусалимского в России

Ученые подсчитали, что при жизни Петра I государство эксплуатировало своих казенных крестьян примерно в той же степени, в которой это делали помещики в отношении частновладельческих крестьян. Но в конце XVIII века государство получало от своих крестьян приблизительно в полтора раза меньше, чем помещики. Положение финансов вынуждало государство произвести перераспределение доходов, получаемых от эксплуатации крестьянского труда, в пользу государства за счет помещиков. Для этого было два пути: повысить налоги на помещичьих крестьян и уменьшить повинности крестьян в пользу помещика, то есть регламентировать отношения между крестьянами и помещиками. Однако государство в период нестабильности абсолютизма боялось прибегнуть к этим мерам, то есть отобрать часть помещичьих доходов в пользу казны. Павел начал с того, что увеличил основной государственный налог — подушную подать — с 1 рубля 02 коп. до 1 рубля 26 копеек. Как отнеслось к этому дворянство? Об этом красноречиво свидетельствует тот факт, что одним из первых требований сановных кругов и вельможной бюрократии после убийства Павла было понижение подушной подати до прежних размеров.[7]

Конечно же, это требование сопровождалось разговорами о необходимости облегчить положение крестьян. Но в действительности тот, кто заботился об облегчении положения крестьян, должен был ставить вопрос о снижении повинностей в пользу помещиков, то есть о регламентации отношений между помещиками и крестьянами. Первым человеком, который поднял этот вопрос в правительственном акте, был Павел.

5 апреля в день коронации царь подписал так называемый манифест о трехдневной барщине. Этот манифест, прочитанный затем во всех церквях империи, запрещал помещикам принуждать крепостных к работам в воскресные дни и рекомендовал помещикам использовать крестьян для господских работ не более трех дней в неделю. Редакция закона оказалась темной и неудачной: самое главное было высказано вскользь, мимоходом, недостаточно понятно, неясным оставалось самое существенное — является трехдневная барщина обязательной законодательной нормой или же только благим пожеланием правительства. Специальное исследование этого вопроса показало, что сам царь и его ближайшее окружение исходили из того, что закон устанавливал трехдневную барщину как обязательную норму, и поэтому император предпринимал репрессивные меры к помещикам за его нарушение. Однако от принятия закона до проведения его в жизнь — дистанция огромного размера. Павел не предпринял действенных шагов для контроля над тем, чтобы нигде крестьянские работы не превышали трех дней в неделю. Норма эта не была проведена в жизнь. Манифест о трехдневной барщине интересен прежде всего, как первое заявление правительства о своем праве вмешиваться в отношения помещиков и крестьян, регламентировать повинности крепостных. Помещикам такой манифест понравиться не мог. Провозгласив как бы новый подход к крестьянскому вопросу и вызвав тем самым неудовольствие помещиков, Павел, однако, никаких положительных результатов от этого провозглашения не сумел получить. И это — характернейшая черта всей политической деятельности Павла. Конечно же, не крестьянолюбие двигало царем. С одной стороны, стараясь ослабить вопиющие злоупотребления помещичьей власти, император в интересах помещиков желал сгладить остроту классовых противоречий в деревне. С другой стороны, вторгаясь во взаимоотношения крестьян и помещиков, царь стремился улучшить финансовое положение страны. Павел никогда не ставил под сомнение целесообразность крепостного права, напротив, он укреплял этот институт и для того, чтобы сохранить крепостничество в будущем, стремился удалить из крепостной системы наиболее угрожающие ее дальнейшему существованию элементы. Идеалом Павла было регламентированное крепостное право. Следует, однако, особо подчеркнуть, что обычно энергичный и решительный, не терпящий и малейшего прекословия царь в этих вопросах действовал робко и боязливо, но вместе с тем он сделал вполне достаточно для того, чтобы дворянство было им недовольно.

Именно здесь, в сфере незыблемых дворянских привилегий, нарушить которые вынуждало реальное положение страны, в конце XVIII века разгорелся конфликт между государственной властью и первенствующим сословием.