Только не надо злиться, к генералу Беннигсену мы уже возвращаемся. После убийства Павла I его необходимо было временно убрать с глаз царицы-матери, потому его назначили генерал-губернатором Литвы. Сразу же после прибытия в Вильно он влюбился в молоденькую шляхтянку, Марию Буттовт-Анджейковичувну, которая – как вспоминал виленский врач, Юзеф Франк – "хотя и любила другого, пожертвовала собой ради семьи и отдала руку генералу. Не без того, что тщеславие тоже сыграло свою роль". И до нынешнего дня это вот тщеславие молоденьких дамочек ужасно. Но снова мы отходим от темы; ad rem! (по существу – лат.). Беннигсен был тогда крепким шестидесятилетним мужчинкой, так что Анджейковичувна стала его четвертой невестой.
Госпожа Беннигсен очень понравилась царю, и потому он начал с ней страстно танцевать на всех балах, устраиваемых Беннигсенами в имении Закрет под Вильно. Вот только сколько раз в неделю можно устраивать балы? И тогда Александру в голову пришла идея, настолько гениальная, что если бы подобные идеи приходили к нему во время войны, он без труда сместил бы Наполеона на Олимпе военачальников. Он выкупил Закрет у Беннигсена, причем в контракте имелось условие, что Беннигсен, хотя и перестал быть хозяином, может проживать в имении до конца дней своих. И не нужно было помещать в контракте очевидное заявление, как то, что формальный его владелец имеет право пребывать в своем доме когда только того пожелает. Таким образом, у Закрета стало два владельца и, думаю, что это предложение весьма ловко описывает суть проблемы.
С тех пор Александр прощал Беннигсену всяческие вины, даже один обед в Закрете, обед, который ему не подали. В ходе этого обеда перерыв между ранее поданными закусками как-то странно длился и длился. Через полчаса атмосфера сделалась весьма даже неприятной, но царь дал показ хорошего воспитания и с улыбкой обратился к хозяйке дома:
- А мне такой перерыв даже нравится, можно немного отдохнуть.
Но после того ничего не изменилось, и "перерыв" немилосердно затянулся. В конце концов, синий от стыда Беннигсен сорвался из-за стола и побежал в кухню. Там он увидел, как его пьяный в дымину повар ведет бой с поварятами, кидая в них тарелками с царским обедом. Повар получил сотню палок, царь в тот день не наелся, но генерала простил. Все с той же самой улыбкой.
И все было бы замечательно, если бы не находившаяся в гостях в Закреце некая пани Багневская. Ревнуя к царю, в письмах своей проживающей в Петербурге сестре у госпожи Татищевой, описала то и сё, называя бывшую панну Анджейковичувну "жирной коровой". И на тебе, госпожа Татищева, копаясь в бумагах панны Милейко (своей компаньонки и, одновременно, любовницы господина Татищева) нашла одно из тех писем. Она тут же занесла его в Зимний Дворец, после чего вспыхнул скандал.
Мы не сильно далеко отошли от темы, знакомясь с открытиями госпожи Татищевой, поскольку, благодаря этому, нам известно, почему 1 января 1807 года Беннигсен был назначен главнокомандующим российской армии. Как известно – командовать армией из собственного дома не очень-то можно, на какое-то время необходимо отправиться и в поле. Второй же владелец Закрета не собирался – как я уже упоминал – играться на сей раз в солдатики, и остался дома.
В то время, как накрученные им генералы вели войну, Александр страстно танцевал. И вообще, после Аустерлица он обожал танцевать в ходе войн, перед войнами и после войн. Это утверждение дает нам причину представить очередного господина Б., генерал-лейтенанта Багговута, с супругой которого царь как-то не имел особого желания танцевать на балах. Поэтому, во время бала, устроенного перед войной 1812 года в виленском казино (королевой этого бала была уже упомянутая госпожа Сулистровская), Багговут, видя, как его половина "строит из себя Петрушку", разозлился и рявкнул (но тихо-тихонечко, услышало его только лишь два человека) соседу:
- А как вы считаете, а вот Наполеон, если бы танцевал, не отдавал бы в канун войны предпочтения женам собственных генералов перед польками?!
Мы не знаем, что делал бы Наполеон, если бы танцевал[46]
, но зато нам известно, что Александр даже если и слышал подобные сожаления, внимания на них не обращал. Наилучшее доказательство "не обращения" он дал, приглашая на бал в Закрете сплошных виленских дам – и без мужей! (Некоторые из них осмелились даже запретить женам в этом балу участвовать).