Императорский покер

Обожающая всяческие костюмы и яркие цвета супруга Бонапарте, креолка Жозефина, считала, все же, иначе. Как-то раз Мюрат устроил завтрак для своих дружков-кавалеристов и после нескольких бутылках шампанского презентовал им со всей осторожностью бутылку креольского рома (акцент делался на слове креольский), полученную от "красивейшей в Париже женщины, которая научила его, как готовить данный напиток, и множеству иных вещей!". Поздравления, полученные им от развеселившихся участников пирушки, были настолько громкими, что дошли до ушей Наполеона, но вскоре Мюрат стал его зятем, так что все осталось в семье.

С Бонапарте он связался по-гасконски. Мюрат подошел к Наполеону сразу же перед тем, как "бог войны" отправился на итальянскую кампанию, и сказал:

- Генерал, у вас нет адъютанта в чине полковника. Предлагаю себя на это место.

Предложение было принято, а кавалерийская бравура в этой и последующих кампаниях вознаграждалась поочередно чинами: генерала, маршала, Великого Адмирала Франции, князя Бергского и Кливийского, а под конец – короля Неаполя[45]

. Ну еще чином, о котором мы упоминали: императорского зятя.

С супругой, сестрой Наполеона Каролиной Бонапарте, Мюрат играл в популярнейшую супружескую игру под названием: кто кому больше раз изменит. Биографы не отметили, кто же из этой отборной парочки одержал победу (знаете, историки слабы в математике), зато они отметили, что семейство Мюрат столь же терпеливо устраивало заговоры и строило интриги против собственного благодетеля, и по инициативе Каролины, спавшей с министрами враждебных Наполеону держав, изменили ему в 1813 году.

Любовь Мюрата к красивым костюмам разделял только один из его коллег-маршалов, Александр Бертье (1753-1815), но разделять и сравниться – это не одно и то же.

Бертье был урожденным начальником штаба, законченным, абсолютным, полнейшим штабным офицером, словом – гениальным штабным деятелем, и тут историки военного дела до последнего согласны с тем, что никогда до того и после того под какой-либо географической широтой не рождался более лучший штабной офицер, чем сын королевского инженера, Александр Бертье. Карты, то есть всяческую обозначенную на них выпуклость и низину территории он "чувствовал" чуть ли не "органически, словно бы те были напечатаны на его собственной коже.

Бертье обладал открытым и прецизионным умом, способным к сопоставлению и разделению огромнейшего количества самых мелких подробностей. Во всякой время суток он помнил имя коменданта маленького аванпоста, оборудованного всего лишь неделю назад; он знал расположение каждого подразделения, его численное состояние, оснащение и планируемое направление маневра. Живот атлас, скрещенный с журналом боевых действий и счетной машинкой. В ходе одной из кампаний он обходился без сна целых тринадцать дней и ночей подряд (!) – в этом плане один только Наполеон мог с ним сравняться, но проиграл, так как его рекорд жизнедеятельности вместился в неделю. Когда случалась срочная необходимость нанести на планы новые донесения в – скажем – два часа ночи, Бертье, как правило, заставали уже одетым и готовым к работе.

После того, как двери штаба были пересечены в обратном направлении, этот титан трудолюбия и картографической интеллигентности моментально превращался в недотепу с умом и поведением капризного ребенка. Двумя постоянными атрибутами его способа поведения были жалобы и нелюбезность. В Египте он жаловался на Солнце и пески пустыни, в Швейцарии – на горы, в Польше – на грязь, в России – на снег, в Пруссии – на дождь, и вообще, жаловался он везде и на все, поскольку таков уж у него был характер. С точно такой же нелюбезностью выслушивал он просьбы своих подчиненных, и он вечно отказывал им, поскольку всегда был ими недоволен, точно так же, как недоволен любой погодой. В Египте Бонапарте сказал генералу Клеберу:

- Приглядись к Бертье, как он капризничает и жалуется. И этого человека с характером старой бабы называют моим ментором! Если я когда-либо доберусь до власти, то поставлю его так высоко, что каждый увидит его заурядность.

К власти он пришел годом позднее, и слово свое сдержал, назначая Бертье маршалом, начальником генерального штаба, Великим Ловчим Империи и двойным князем: Невшательским и Ваграмским. Но и без того все видели банальность этого наследника Квазимодо м маленьким, бесформенным телом, на котором была насажена еще более бесформенная крупная голова с шапкой курчавых волос, обкусывающего ногти "до локтя", публично колупающегося в носу, длохо одетого (адъютант Наполеона, Грабовский: "Мундир и штаны на нем висели"), заикающегося и заплевывающегося во время речи. Тут мледует восхититься мастерством агиографов, который так вот представили внешность Бертье (цитирую по варшавскому изданию 1841 года): "Лицо Бертье было деликатным и мягким, но без чем-то выделяющегося выражения, поэтому оно странно выделялось на фоне красивых и мужественных фигур генералов, которыми он руководил".