Вторая их схожесть касалась одежды. Суворов, вечно неряшливый и небрежно одетый, походил на шута из ярмарочного балагана. Точно так же выглядел красовавшийся в позе верховного жреца Павел, когда в качестве главы православной церкви
[27] (он сам себя назначил на этот пост) накладывал далматику[28] понтифика на скроенный по прусскому образцу мундир, лосины и жесткие ботфорты. Других подобий не было, царь ненавидел своего слугу, но, поскольку лучших, чем Суворов в деле побед военачальников у него не было, именно его он и послал наводить порядок на Западе.В середине апреля 1799 года Суворов прибыл в Верону, принял верховное командование над войсками коалиции на итальянском, главном театре военных действий, после чего уже 27 апреля застал врасплох и истребил под Кассано французскую армию генерала Моро, которого земляки считали великим военачальником. С 17 по 20 июня та же судьба ожидала на реке Треббия армию генерала Макдональда. 15 августа под Нови Суворов разнес в клочья армию французского главнокомандующего, генерала Жубера (сам Жубер пал в этой битве) — и это, собственно, был уже конец. Пали крепости, французские войска практически перестали существовать, все итальянские достижения Наполеона были ликвидированы за четыре месяца. Ситуация Французской республики стала отчаянной, а "бог войны" развлекался в Сирии и не имел обо всем этом понятия.
Последней, буквально смешной — если учесть численность — надеждой Франции стала армия, а точнее, корпус Андре Массены, который притаился под Цюрихом, закрыв собою дорогу во Францию, и ожидал развития событий. В Цюрихе же располагался со своей армией Корсаков и тоже ожидал — Суворова, чтобы совместно стереть Массену в порошок. Время ожидания Корсаков коротал в приятных фривольных забавах и игре в карты, хвастаясь за зеленым столом, что отошлет Массену в Петербург в клетке, как "образчик республиканца".
8 сентября Суворов выступил из Италии в сторону Цюриха. На всю дорогу через швейцарские Альпы он отводил двадцать дней — 28 сентября ему необходимо было соединиться с Корсаковым и замкнуть ловушку вокруг французов. В течение этих двадцати дней Франция уже считала себя побежденной, только лишь один человек, не боявшийся никакого имени, холодный, внимательный, молчаливый и хитрый, считал иначе и с каменным спокойствием выжидал случая. Это как раз и был Массена.