Императорский покер

Символический жест: "великаны" обменялись шпагами. Находясь среди русских, Наполеон рассыпал налево и направо подарки и знаки отличия. Царь не оставался в долгу, так что на французскую свиту просыпался настоящий град его миниатюр, табакерок, орденов Святого Андрея Первозванного и перстней с бриллиантами. А уже на обе свиты — стоцветный дождь фейерверков, таких же красивых темной ночью, как искусственные огни взаимной любви императоров в покрытом мраком колодце их замыслов. Короче: один громадный театр.

Наполеон всегда считал, что большой театр требует для себя малого театра. Потому-то он доставил в Эрфурт самых лучших парижских актеров, с Тальмой во главе, и чуть ли не ежедневно оба наши партнера усаживались в театре. В те времена привилегированные зрители занимали театральные ложи, партер оставался для плебса. В Эрфурте для императоров выстроили подиум перед сценой, в том месте, где обычно играл оркестр, и там поставили пару кресел. Все остальные: короли и князья, сидели сзади, и потому Европа смеялась, что "Эрфурте партер состоял из королей".

Играли исключительно классические трагедии: Корнель, Расин и Вольтер. "Цинна", "Андромаха", "Британник", "Митридат", "Смерть Цезаря", "Магомет", "Эдип". А вот Мольера Наполеон исключил, заявив:

— В Германии его бы не поняли.

Перечисленный репертуар не был случаен; Бонапарт не любил полагаться на случай. В этой раздаче карточными фигурами должны были стать настоящие актеры. В каждой из упомянутых пьес были фрагменты, словно закодированные послания, предостережения, напоминания, и Наполеон приказал своим комедиантам акцентировать их, поворачивая лицо к Александру. Например:

Но покушение — где цель: сверженье тронаПрощает небо нам, беря сей грех себе.И кто решится на такое — он свободен от вины,Повсюду безопасен он, уж что бы не задумал.(Пьер Корнель "Цинна", пер. Вс. Рождественского)

Твои уста нам мир гласят,Но сердце — знает ли об этом?(Вольтер "Магомет")

"Не только света покоритель и завоеватель —Пускай зовется: мира он герой великий"(Вольтер "Эдип")

Александр молниеносно почувствовал смысл этой игры и восхитительно подстроился к ней. Разве не был он "Тальмой севера"? Когда в "Эдипе" актер, играющий Филоктета, произнес реплику: "Дружба великого человека есть даром небес!", царь вскочил с места и демонстративно начал обнимать Наполеона.

Оба великих виртуоза политического покера и политического актерства разыграли всю эту театральную раздачу чудесно.

Многие позволили себя обмануть, и тогда, и потом. Старый глупец Тьер в своей многотомной "Истории Консульства и Империи" напыщенно распространялся о том, как во время прогулок верхом "император Александр открывал Наполеону даже наиболее скрытые порывы своего сердца", и удовлетворенно цитировал слова, которыми царь все время дарил своих слушателей:

— Наполеон — это не только великий деятель, но и наилучший и милейший человек под солнцем!

Камердинер Констан тоже не заметил актерских масок и умилялся впоследствии в своих мемуарах:

"Оба монарха оказывали один другому самую сердечную дружбу и полнейшее доверие. Чуть ли не каждое утро царь Александр приходил в спальню Его Величества и фамильярно болтал с ним. Однажды он увидел несессер Императора и выразил свое восхищение им. Несессер тот стоил шесть тысяч франков, в него входили приборы из позолоченного серебра, он был замечательно устроен внутри, а гравировки выполнил ювелир Бьенне. Как только царь ушел, Его Величество приказал мне взять идентичный несессер, присланный как раз из Парижа, и отнести во дворец царя".

Нам известно, что Шульмайстер по приказу Наполеона облавно подгонял царю дамочек, но в Эрфурте частенько проводились и охоты с самыми настоящими облавами. Крупнейшую охоту устроил Великий Герцог Веймарский в Эттерсбургском лесу между Эрфуртом и Веймаром. Господа с ружьями "затаились" в ложе изысканного павильона, вокруг которого на тесном, огороженном пространстве сталкивались друг с другом отловленные заранее простые и благородные олени, серны, зайцы и всякое другое зверье. Знатные охотники достигли значительных успехов, и им совершенно не мешало то, что следующей ступенью подобного рода "охоты" могло быть уже только подвешивание связанной дичи на балюстраде ложи.

В ходе небольшого антракта, в Веймаре, случилась встреча, возможно, даже гораздо более важная, чем эрфуртская. 2 октября 1808 года, в девять утра, встретились Наполеон Бонапарт и Иоганн Вольфганг Гёте, то есть — встретились две легенды. Друг друга они ценили уже давно, но только лишь по слухам и по печатному слову. Они долго разговаривали об искусстве, литературе, театре и о творчестве Гёте.