Империя молчания

Он отъехал от здания администрации совсем немного. Дорога, которую он выбрал, была окольной, проезжая по ней, не нужно было стоять на светофорах на площади. Немного моросил дождь, но видимость была отличная, такая, что он разглядел ее издалека. Катя собиралась переходить дорогу ему наперерез по пешеходному переходу. Он ехал медленно и на достаточном расстоянии, чтобы она могла начать движение через проезжую часть. Естественно, она не знала, что в автомобиле сидит он. Антон посмотрел на нее и внезапно для себя решил проучить девушку. Удивить, ошарашить, как она его. Он вдавил педаль газа в пол, автомобиль моментально стал набирать скорость, она успеет отскочить, но точно испугается. В этот момент он ощутил, как пугающее, незнакомое ранее чувство целиком наполняет его, чувство власти, желание подавить волю другого человека, сделать так, чтобы другой делал то, что он хочет, чтобы чувствовал то, что он хочет. Зачатки подобного он замечал в себе и ранее, но никогда не давал себе разрешения действовать. Сегодня дал.

Все происходило слишком быстро. Приближаясь к Кате, будучи уже близко от нее, он испугался, хотел нажать на тормоз, но продолжал, и даже еще сильней, давить на газ. Злость на девушку оказалась сильнее. Она удивленно посмотрела на быстро приближающуюся машину, ее лицо из удивленного за доли секунды преобразилось в полное ужаса. Он наконец отпустил педаль газа и нажал на тормоз, но поздно. Глухой удар. Девушку швырнуло сначала на его лобовое стекло, затем вправо почти на тротуар.

Она даже не попыталась убежать или отскочить. Увидев мчащуюся на нее машину, она просто замерла на месте.

Разогнавшись слишком сильно, он отъехал уже на десяток метров, когда наконец убрал одеревенелую ногу с тормоза. Посмотрел в зеркало заднего вида: силуэт в сером пальто лежал на дороге не шевелясь.

2. Дядя

Антон чувствовал, как бешено стучит его сердце, он гнал все быстрее и быстрее, он был уже за городом. Он не помнил, как уехал так далеко; дома, перекрестки, дорога – все это слилось в серую мешанину, перед которой стояло лицо девушки. Он вспомнил ее глаза. Красивые яркие серые глаза. Сейчас он представлял, как они, широко открытые, смотрят в тусклое, по сравнению с ними, грязно-серое небо.

Он остановился и вышел. Он уехал достаточно далеко от города, повернул на проселочную дорогу и теперь стоял поблизости от полуразрушенной фермы. Доставая сигареты из кармана, он увидел, что его всего трясет. Он не понимал, как вообще смог вести машину в таком состоянии. Руки просто не слушались, поэтому первую сигарету он нечаянно сломал. Почему-то именно это стало точкой срыва. Он сел на переднее сиденье, рядом с водительским, и заплакал. «Что я наделал?» – продолжал он повторять про себя, как будто этот вопрос мог что-то изменить.

Немного успокоившись, он закурил. Он начал представлять себе, как кто-то из прохожих или проезжающих мимо замечает Катю, звонит в больницу, как на место происшествия приезжает скорая помощь, как медики пытаются нащупать пульс у девушки, лежащей на дороге, как они сухо констатируют смерть, как запихивают ее тело в черный, пластиковый, огромного размера мешок, предварительно закрыв ее красивые глаза.

Наверное, потому он и уехал. Убедившись, что девушка не шевелится, он не хотел даже подходить к ней, боясь того, что увидит. Всего несколько минут назад она дышала, говорила, презрительно смотрела на него. В ее венах текла кровь, которая насыщала кислородом мышцы ее тела, органы, кожу. Она была жива. Строила планы, делала покупки, скорее всего, любила кого-то и уж точно была любимой. Такую девушку точно кто-нибудь любил. Возможно, и он тоже влюбился бы в нее, узнав лучше, проведя с ней какое-то время, если бы их знакомство сложилось иначе. Но он отнял у нее все это: возможность дышать, говорить, смотреть на мир, строить планы, любить, жить.

На его глазах опять появились слезы, но новый приступ жалости к себе прервал телефонный звонок.

На экране высветилось имя звонившего: «Дядя Вася». Дядей Васей он звал брата своего покойного отца, по совместительству начальника городского отдела полиции. Он крайне редко звонил Антону сам. Всегда звонил Антон, чаще всего с просьбами, которые исходили от матери, но, так как мать дядю Васю недолюбливала или делала вид, что недолюбливает, предпочитала под предлогами «мужских дел и разговоров» и «ты ему лучше объяснишь» перекладывать это бремя на сына. Ему дядя Вася и самому не очень нравился. Властный грубый мужчина за пятьдесят был начальником уже больше десяти лет, не планировал выходить на пенсию, поскольку зарабатывал (если так можно назвать получение крупных взяток) весьма неплохие, по меркам небольшого города, деньги. Обычно руководители крупных, да и мелких, структур не спешили расставаться с насиженными местами. Перебрав возможные причины звонка дяди Васи, Антон решил, что звонок насчет Кати. Видимо, его кто-то видел, узнал машину, и теперь, помимо мук совести, ему грозит еще и тюремный срок за убийство.

– Алло, – ответил он глухо, – дядя Вася?