Империя молчания

Катю он отнес бы к нейтральным, что было неправильно. Нейтральные, приходящие, точно знающие, куда и к кому, являлись такими же чиновниками, как он, или родственниками, друзьями таким же чиновникам, как он. Они приходили для галочки, Антон уже заранее знал об их визите, давал им то, за чем они пришли, и они уходили.

Просящие сначала робко стучали в его дверь, затем многократно извинялись за то, что потревожили такого важного и занятого человека, рассказывали о своей проблеме, смущаясь и будто стыдясь самого того факта, что эта проблема вообще возникла. Эту категорию он невзлюбил больше всех. Он сам уже понял почему, хотя сначала не понимал. Когда он только начинал работать, таких посетителей он жалел больше всего, пытался им помогать. Он давал им советы: куда пойти, к кому обратиться, что сделать, как обратиться, как попросить, как потребовать. Половина из них не возвращалась, вторая половина возвращалась с причитаниями о том, что ничего не вышло, что нужен иной путь, что все слишком сложно, наверняка ведь можно найти более легкое решение. Ему потребовалось совсем немного времени на то, чтобы это начало раздражать, затем злить, а в конце концов породило желание брать таких людей за грудки, трясти и орать, что он уже все им объяснил, «просто сделай что нужно!»

Требующие, как ни странно, тоже стучались робко, но, войдя, с порога объявляли ему войну. Он был для них препятствием, которое было необходимо преодолеть, на пути к тому, чего они желали. Те же объяснения и советы разбивались о поджатые губы, нахмуренные брови и прищуренные глаза. «Дай мне то, что мне нужно, и я уйду», – говорили их бескомпромиссные лица. А он не мог. В большинстве случаев не мог, а в меньшинстве не хотел. Волею каких-то древних инстинктов в нем просыпалась потребность в соревновании, кто кого. Методом проб и ошибок он нашел-таки способ воздействовать на ту и другую когорту. Лучше всего работала идея о том, что ему тоже нелегко, как этим людям. «Я такой же простой наемный служащий, с небольшим окладом (о бонусах он разумно умалчивал), с таким же гадким начальством, что и у вас!» – эта мантра действовала безотказно и на просильщиков и на хотельщиков. Он полагал, что секрет успеха крылся в частичной искренности его доводов. Людям, даже самым воинственно настроенным, было достаточно услышать, что они не одни, что есть еще такие же несчастные, как они, а может, и больше, чтобы отпустить ситуацию.

Катя отличалась от всех них. На его памяти была всего пара человек, которые вели себя подобным образом, редкие исключения. Отличались они своей внутренней уверенностью, которая никак не зависела от его ответа или действий.

Он так же молча принял документы и посмотрел на титульный лист. Оформлено все было грамотно. Обращение не от лица кого-то конкретного, а от жителей района. В конце была надпись «От нижеподписавшихся» и большое количество листов с подписями и данными этих людей. Как и сказала Катя, их было 1 541 человек. Он не проверял, но поверил ей. Большое количество для их небольшого района. Он поднял глаза на девушку.

Катя больше не смотрела на него. Пока он разглядывал документ, он не мог наблюдать за ней, но она могла. Может быть, пока он таращился на бумаги, она увидела в его лице то, что окончательно убедило ее в его бесполезности? Он снова перевел глаза на нестройный ряд фамилий, написанных вручную, и подписей 1 541 человека, чтобы дать себе время решить, что сказать девушке. Почему-то ему стало важно, чтобы она поверила, что ему не все равно, что он хочет и приложит все усилия, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Но он также понимал, что не может. Он знал, что все уже давно решили за них. За район, за регион. Даже если бы глава захотел изменить это, даже если бы этого захотел губернатор – все было решено. Но также он видел, что хрупкая молодая женщина, сидящая напротив него, не согласна, она верит, что эти кривые буквы, выведенные на нескольких десятках листов бумаги, можно противопоставить миллионам «аргументов» тех, кто купил в аренду площадку под свалку.

Зная, что исход предрешен, он искал слова, которые помогли бы ему донести до Кати честность его намерения попытаться повлиять на ситуацию и одновременно внести ясность в отношении нерадужной перспективы. В голову приходили только избитые фразы, которые обычно и говорили чиновники людям, надеявшимся на справедливое разрешение ситуации. Он подумал, что честность и признание его беспомощности будут лучшим вариантом.

– Я мог бы сейчас сказать, что мы предпримем какие-то меры, даже что мы предпримем все возможные меры, но вы сами понимаете, что все уже решено, – выдохнул он наконец.

– Я этого не знаю, и остальные подписавшиеся люди не знают.

– Я действительно думаю, что вам не стоит тратить время на это. Я бы очень хотел помочь, но не могу.