Империя молчания

В конце он снова хихикнул. Вся его речь была преисполнена бахвальства. Антон, хоть умом и понимал целесообразность принятых мер, почувствовал тошноту. Девушка, которая пострадала из-за него, хотела найти защиту у представителей закона, а вместо этого получила билет в психушку. Районная психбольница была печально известна всем жителям соседних населенных пунктов, при ее упоминании, особенно в связи с каким-то человеком, там побывавшим, сразу становилось ясно, что этот человек для общества потерян. Антона такой настрой окружающих смущал, ведь болезни должны вылечиваться, а не осуждаться обществом, но глубоко внутри себя он тоже ощущал предвзятость к людям, побывавшим в стенах этого учреждения.

– Понятно, – проронил Антон в ответ на краткий отчет дяди. – А можно мне контакты врача?

– Зачем они тебе? И ты больше ничего сказать не хочешь?

Антон снова почувствовал в голосе дяди угрозу и нотки раздражения.

– Да, извини, спасибо тебе большое.

Дядю, разумеется, не обрадовала его вымученная благодарность.

– И ты, кстати, не хочешь мне поведать, что за бес в тебя вселился? С моей работой мне и хуже видеть приходилось, но ты такого раньше не творил, мальчик.

– Да я сам не понимаю, как это вышло. Вчера гудели почти до утра, а утром на работе она. Потом я ее на дороге увидел и…

Антон замолчал. Оправдания он произносил, глядя на жалюзи, ограничивающие кабинет дяди от солнечного света, проникающего через окна. Произносил скорее для себя, потому что говорил правду, для дяди можно было и соврать что-нибудь. Но он снова почувствовал навалившуюся усталость, врать ему было попросту лень, язык и так чуть ли не заплетался на каждом слове. Видимо, новость о том, что с Катей все условно в порядке, снизила уровень адреналина или каких-то других гормонов, которые держали его в тонусе последние пару часов, и теперь его тело готово было расплыться, как медуза на песке, в любую минуту. Закончив, он поднял глаза на дядю. Дядя стоял, наклонив голову набок и внимательно, даже участливо смотря на него. Почувствовал искренность.

– Ну, не переживай, парень. Всякое бывает. – Он подошел и положил ему руку на плечо.

В этом жесте и словах, сказанных с внезапно неподдельной заботой, было столько теплоты, сколько Антон не видел от дяди за всю свою жизнь. Он вдруг осознал, что дядя – это самый близкий его родственник из ныне живущих, кроме матери. До этого момента он никогда не ощущал ничего подобного к этому человеку. Он был благодарен ему за поддержку, за эту неожиданную душевность, но понимание, что заслужил он это все попыткой убить человека, переворачивало его изнутри. Ощущение неправильности и противоречивости происходящего, не давало ему покоя и шанса насладиться единением с семьей. Возможно, он таким образом продемонстрировал дяде свою принадлежность к их системе ценностей, в которой человеческая жизнь и судьба ничего не значат? При этой мысли он невольно хмыкнул. Дядя убрал руку и отошел от него.

– Я в первый раз убил человека, когда мне было двадцать лет, но то была война, – это дядя произнес, стоя к Антону спиной, затем развернулся. – Да и не убил ты ее, хотя, как видно, думал, что убил. Я понимаю. Тебе надо выпить сейчас. Поезжай домой, купи по дороге бутылку водки. Не морщись, именно водки. И выпей ее всю. Завтра на работу не ходи, отдохни. Я договорюсь.

– Спасибо, дядя. – Антон поражался тому, каким мудрым иногда казался ему родственник в подобных житейских вопросах. – А что насчет контактов доктора?

– А что насчет моего вопроса «зачем»? – парировал дядя.

– Хочу узнать, как девушка, – вновь решился на почти честный ответ Антон.

Ему было стыдно. Не за то, что он сбил ее, хотя и за это тоже. Он чувствовал стыд, потому что она ему понравилась, потому что ему действительно было не наплевать на ее судьбу и даже судьбу ее проекта. Но объяснять все это дяде он, конечно же, не стал.

– Ты совсем дурак у нас, что ли? Забудь! Если снова увидишь ее где-нибудь, когда ее выпустят, даже не смотри на нее. Ты ее не помнишь. Ее нет. Все! – он отчеканил все слова так, будто пытался вбить их ему в голову, как гвозди забивают молотком в деревянные доски.

– Я понял, – кивнул Антон. И для убедительности кивнул еще несколько раз. – Ее нет. Не смотреть. Спасибо еще раз, дядя.

Дядя слегка прищурился, будто не поверил тому, что племянник полностью согласен и не думает перечить. Антон встал и обнял огромного по сравнению с ним, родного человека. Именно таким он его сегодня увидел, первый раз в жизни. Дядя, не привыкший к таким нежностям, замешкался на секунду, потом неуклюже похлопал его по спине, невнятно бормоча что-то вроде: «Ну, ладно, хорошо, ступай уже», а главное, забыв про свое недоверие. Антон ушел и, только выйдя на улицу, вспомнил, что его машина осталась возле дома дяди.