Читаем Империя молчания полностью

Вдруг голубь остановился. За это время он проделал довольно большой путь, хотя Антон прошел всего-то с десяток шагов. Видно было, что птица устала. Антоша присел рядом с голубем, попробовал погладить, чтобы хоть как-то поддержать раненого товарища, но только напугал его своим жестом, и голубь снова засеменил, сам не зная куда. Антон оглянулся и увидел, что преследователей стало больше: один из зверей, сидевших до этого на крыше, теперь был в паре метров от них и в нескольких от своего товарища, который все это начал, напав на птицу. Еще два кота, оставшиеся на исходных наблюдательных позициях, очевидно, были не так голодны.

Он снова взглянул на голубя, который обходил крупный булыжник, лежащий в траве, у него на пути. Тут Антон понял, что он должен сделать. Не так давно у его бабушки заболела собака. Сельский ветеринар сказал, что он бессилен помочь, и предложил усыпить пса. Бабушка поплакала и согласилась, так как выносить страдания животного она уже была не в силах. Пес на тот момент мог только лежать и поскуливать, ничего не ел. Один укол – и дело было сделано. Без мучений, без боли. Ей быстро подыскали щенка, который не давал ей скучать по старому псу, а заодно развлекал Антошу во время визитов к бабуле.

Он поднял камень. Оценив вес булыжника двумя руками, Антон решил, что тяжести должно хватить, чтобы убить несчастную птицу одним ударом. Логика его была простой: забрать птицу домой он не мог, бросить голубя во дворе означало мучительную смерть в лапах хищников, оставался только один выход – меткий удар по голове, быстрая, легкая смерть.

Он сделал шаг вперед, настигая голубя, замахнулся и бросил камень на птицу. Камень ударил не по голове, а по телу, голубя придавило весом булыжника, но лишь на секунду. Антон увидел, что ничего не вышло. Маленькое тельце трепыхалось на земле, пытаясь подняться. По всей видимости, Антон сломал птице еще несколько костей своим ударом. Из его глаз брызнули слезы. Он хотел сделать как лучше, но сделал только хуже. Несчастному существу стало еще больнее, теперь оно еще больше напугано, даже встать не может, и все из-за него.

Собрав в кулак остатки самообладания, мальчик вновь поднял камень и вдруг осознал, что находится во дворе пятиэтажки, поднял глаза на дом: десятки окон и балконов смотрели на него темными стеклянными прямоугольниками проемов, как сотня наблюдающих за ним глаз. Кто угодно из жильцов дома мог стать свидетелем его поступка, в том числе его мать. Интересно, что бы она сказала, увидев эту сцену? Обежав глазами окна и балконы, и хоть и не до конца убедившись, что свидетелей нет, повернул голову к своей жертве, встал на колени и, рыдая, стал наносить удар за ударом камнем, уже не бросая его, а крепко держа в руке. Он не помнил, сколько ударов нанес. Он даже не стал смотреть на результат своих усилий. Но, поднимаясь с колен, сквозь пелену слез, застилавших глаза, мельком увидел кровавое месиво посреди серых перьев.

Он убежал оттуда, сам не зная куда, в итоге очутившись возле заброшенного недостроенного дома, в который частенько забирался во время прогулок. Антон зашел в подвал, сел на корточки, упершись спиной в стену, и прорыдал, наверное, целый час. Выплакав все слезы, он решил как можно скорее забыть случившееся, отмахиваться от воспоминаний при каждом всполохе мыслей об этом дне, и, конечно, он дал себе обещание никогда и никому об этом не рассказывать. Поначалу у него не очень получалось не вспоминать, но частые практики сделали свое дело, и он забыл. До этого утра у него отлично выходило не думать об этом дне.

До этого утра.

Сейчас же он лежал на кровати, смотрел в потолок. Но мысленно он был там, в том прекрасном летнем дне, на коленях и с камнем в руках. Одновременно он был на той дороге: вцепившись в руль, давя ногой на газ, он видел голые липы по обе стороны улицы и взгляд той

девушки.

Он лежал и думал о том, что, может быть, он всегда был таким: жестоким, без капли сожаления. Ведь что ему стоило тогда поймать птицу, отнести ее домой, выходить и отпустить на волю? Может быть, мать сжалилась бы над ними обоими, а если нет, он мог попробовать попросить помощи у других взрослых. Да мало ли в действительности было вариантов, как поступить? Но он выбрал самый чудовищный способ избавления от проблемы. Так же, как и с Катей. Не вспоминать, затерять как можно глубже в себе свой поступок было несложно. Но он все равно знал и чувствовал все это время, какой он на самом деле.

Сопровождаемый мрачными мыслями, он встал и начал собираться на свою ненавистную работу.

* * *

Работа не заладилась с самого утра. Такие же ощущения у него бывали, когда он только начинал свою карьеру, точнее, когда начал понимать, какие именно у него задачи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы
Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги / Проза / Классическая проза