Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Пожалуй, наибольшей обузой из всех городских памятников истории были городские стены. В отличие от Европы, в России в XVIII веке не занимались сносом городских укреплений[878]. Поэтому многие старинные города вошли в XIX век с сохранившимися стенами, выдержавшими испытание временем. Искушение избавиться от них было очень сильным. Городские стены, нередко проходившие прямо через новые кварталы, были бесполезны, а их содержание обходилось очень дорого. Их разборка давала городу дополнительный источник материалов для строительства новых зданий и ремонта других памятников: такая участь постигла стены в Можайске, разобранные в 1802 году; добытый при этом камень пошел на постройку собора[879]

. Министерство путей сообщения и Комитет министров неоднократно получали прошения о выдаче разрешения на снос остатков городских стен, но отвечали отказом, и городские власти были вынуждены сохранять стены. Уничтожения избежали стены Коломны, Новгорода, Каменец-Подольского, Пскова, московского Китай-города и других городов[880]; города были вынуждены оплачивать реставрацию старинных памятников, а государственная казна обещала оказывать им поддержку лишь в случае отсутствия средств[881]

. Однако в правительство продолжали поступать просьбы о разрешении снести городские стены; в некоторых случаях правительство с санкции Императорской Археологической комиссии разрешало разобрать разрушенные части стен, требуя, чтобы перед сносом памятников они были зарисованы и нанесены на планы. С 1880‐х по 1910‐е годы археологи сумели отстоять городские стены в Пскове[882], Смоленске и Новодвинске и участвовали в их реставрации[883]

.

В отношении городов участники движения за охрану памятников выдвигали более серьезные претензии, чем в случае частных имений, церквей и археологических объектов. Они требовали охраны целых архитектурных ансамблей, стремясь взять в свои руки полный контроль над застройкой и земельным рынком. Например, попытки отстоять старинный ансамбль средневекового Новгорода, оказавшийся под угрозой из‐за прокладки железной дороги, породили новое понятие «национальное заповедное урочище»[884], обозначавшее что-то вроде исторического заповедника, на территории которого от посягательств со стороны каких-либо частных и общественных инициатив был бы защищен ландшафт как таковой. Вмешательство экспертов и государства оправдывалось тем, что города были неспособны должным образом позаботиться о памятниках и сохранить их целостность. Государство представало как носитель высшего уровня полномочий; оно могло встать над различными собственниками и позаботиться о сохранности городских архитектурных ансамблей (с этой идеей мы сталкивались и в случае государственной лесной политики).

Проблемы с охраной памятников в городах отчасти проистекали из многочисленности собственников, что являлось естественным следствием роста городов. Например, архитектурный ансамбль Исаакиевского собора в Петербурге, с Исаакиевской площадью и памятником Николаю I с одной стороны и Сенатской площадью с Медным всадником с другой, был поделен между четырьмя разными владельцами: памятник Николаю I принадлежал Министерству императорского двора, Исаакиевский собор являлся собственностью Министерства внутренних дел и Синода, а Медный всадник находился в собственности города. Как отмечал официальный архитектор собора М. Т. Преображенский, принадлежность памятников различным учреждениям и владельцам уничтожала архитектурную целостность города[885]

. Каждый собственник был вправе распоряжаться своей частью ансамбля по собственному усмотрению. Выражая общее мнение архитекторов и участников движения за охрану памятников, Преображенский указывал, что правительство должно взять в свои руки централизованную охрану всех памятников во всех областях и регионах обширной страны[886].

Анналы движения за охрану памятников содержат немало историй о пагубных последствиях бесконтрольного функционирования земельного рынка и городского строительства. В 1875–1878 годах Военно-морское министерство, владелец здания Адмиралтейства, расположенного на берегу Невы между Сенатской площадью и Зимним дворцом, продало земельный участок между двумя крыльями П-образного Адмиралтейства. В результате посреди этого барочного и классицистического ансамбля, закрыв вид на башню Адмиралтейства с Невы, выросло несколько новых зданий, включая пользовавшийся дурной славой театр Панаева – самое вульгарное из их числа[887]. В глазах защитников «старого Петербурга» застройка территории Адмиралтейства стала символом вандализма и отсутствия согласованности между охраной памятников и контролем над новым строительством. Каждое известие о будущей продаже городской собственности застройщикам вызывало волну критики и беспокойства[888].