Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

16 сентября 1891 года Толстой обратился с открытым письмом к редакторам двух газет, «Русские ведомости» и «Новое время»[1028], заявив, что издавать и ставить в театрах любые его произведения, написанные после 1881 года и опубликованные в 12‐м и 13‐м томах его последнего собрания сочинений, может кто угодно – и в России, и за границей, и на русском языке, и в переводах. Многие газеты перепечатали это заявление со своими комментариями. Реакция большинства из них была довольно циничной[1029]

. Газеты заявляли, что эта инициатива не достигнет своей цели – сделать произведения Толстого общедоступными. «Новости дня» саркастически писали: «…к даровым благам природы – воздуху и воде – прибавились еще и произведения Льва Толстого»[1030]. Более того, журналисты высмеивали сам принцип частичного отречения от авторских прав: в конце концов, их действие по-прежнему распространялось на самые популярные произведения Толстого («Война и мир», «Анна Каренина» и другие). 12‐й и 13‐й тома собрания сочинений Толстого содержали его философские произведения, нравоучительные сказки для народа, «Смерть Ивана Ильича», «Крейцерову сонату», пьесу «Власть тьмы» и другие недавние сочинения[1031]

. Так или иначе, наблюдатели сожалели, что общественность ничего не выиграет от этой щедрости, поскольку отказ от авторских прав обогатит издателей, а не читателей[1032]. Самым большим разочарованием стало нежелание Толстого обставлять передачу его произведений в общественное пользование правилами и условиями, которые позволили бы избежать спекуляции. «Что толку в бескорыстии, происходящем больше от равнодушия, распущенности, гражданского индифферинтизма?» – писали «Новости дня». Почему Толстой не использовал доход от своих произведений для помощи голодающим[1033]

или для содействия бедным писателям, как поступил поэт С. Я. Надсон (1862–1887), завещавший доход от своих посмертных изданий Литературному фонду?[1034] Выяснялось, что мало подарить свои авторские права публике: делался вывод о том, что в отсутствие института, представлявшего эту публику, такой шаг будет бесполезен. Критики щедрого, но неуклюжего поступка Толстого предсказывали, что из‐за отсутствия каких-либо правил и условий издания произведений, ставших общественным достоянием, качество подобных изданий будет неизбежно снижаться[1035]

.

Отказ Толстого от своих авторских прав, идею которого он вынашивал долгие годы[1036], был искренним, но непродуманным поступком. Толстой объявил о своем решении в разгар борьбы с голодом, и этот шаг в тот момент мог показаться неуместным. Заявление Толстого было напечатано в газетах одновременно с некрологом И. А. Гончарову (он умер 15 сентября) и обсуждением необычного литературного завещания этого писателя (о чем пойдет речь ниже). Толстой, несомненно, не задумывался над тем, какой эффект его отказ от авторских прав произведет на публику – и впоследствии ему пришлось столкнуться с насмешками, которым он подвергся из‐за этого отказа. Его поглощала внутренняя борьба между представлением о том, что торговать своими произведениями аморально, и осознанием того, что, отказавшись от этого, он лишит свою семью средств к существованию. Судя по всему, Толстой не был уверен в том, что авторские права – абсолютное зло: в 1886 году у него по этому поводу произошел спор с Николаем Озмидовым, одним из его последователей, стоявшим на том, что нельзя получать деньги за свое литературное творчество. В тот момент Толстой пытался организовать издание альбома картин Н. Н. Ге[1037] в двух вариантах – для «народа» и для состоятельных людей – чтобы помочь художнику деньгами: «Старик вот без штанов ходит. Надо старику на штаны собрать», – говорил Толстой[1038].