Статуя, правда, не оживает сразу. Минута, две — и вот почти незаметно приоткрываются губы, с них медленно срываются слова:
— Я хотел… просить.
И вновь молчание, только иволга в кустах поперхнулась. Подумала, что ослышалась, наверное: просьбы — у смерти?!
— О Гестии. Чтобы ты приняла ее в свой дом.
— Вернуть хочешь? — насмешливо вскинулась Гера. — Наигрался досыта, теперь не нужна?
Персефона невольно восхитилась смелостью тетки: такое — и Танату! Да еще под таким взглядом…
— Элизиум, — скрежетнул голос подземного. — Я выдержу — мне не нужно будет возвращаться туда часто. Но не она.
Гера отмахнулась досадливо. Перебрала пальцами в воздухе — будто лук хотела напрячь.
— Не меряйся дуростью со своим братцем и не разбрасывайся простыми истинами. Все я понимаю. А ты — понимаешь ли, как это будет выглядеть?
Танат слегка пожал плечами, как бы говоря — всё равно.
— Тебе может и все равно, — отрезала Гера. — А ее на весь мир опозоришь. Похитил — ладно, вон, Арес тоже кой-кого украл, так про это никто уже и не вспоминает. А вот то, что назад вернул… вы бы хоть свадьбу сыграли.
Подземный еле слышно хмыкнул, как бы говоря — а у кого достанет смелости провести обряд? Свадьбу царевны должен скреплять Владыка. Зевс гневен, Аполлон так и не воцарился в море… к Мому постучаться?
— Да и еще, — упрямо продолжила Гера, — вы зря полагаете Зевса недальновидным дураком. Ввязываться в противостояние с сыном Ночи, который имеет прав на трон в подземном мире не меньше, чем Мом-Насмешник… Он не пойдет на такое. Если и пойдет, то иначе. Например, заманит тебя к какому-нибудь дружелюбному царьку, скует цепями и подвесит в подвале. На твоем месте я следила бы за кубками, из которых пьёшь, Жестокосердный.
Танат молчал, стиснув губы. Персефона замерла, боясь дышать.
Похоже было, что стрелы из глаз Гера пускать умеет лучше, чем из лука.
— …и потому он отыграется на ней. Потому что гневается на нее сильнее, чем на тебя. Потому что женщина не поднимала на него руку. Во всяком случае, с тех пор как…
Усмехнулась мгновенно, остро. Будто вспомнила что-то. Пальцы сжали воображаемую тетиву, отпуская невидимую стрелу на волю.
— А у этого к тому же еще были свидетели. Поверь, если я что-то помню о нраве брата — он не успокоится, пока не отомстит. Наверное, если бы не музыка Ифита — Зевс отыгрался бы и на мне… за один давний случай. Останавливает его только мысль о потере трона… и о бунте в подводном мире.
Странно, что она не сказала этого на общем совете, — подумала Персефона. Впрочем, может, она говорила это Афине или Аресу много раз.
— Ты не задавался вопросом — почему Аполлон так часто появляется на Олимпе, хотя Зевс заявил, что хочет видеть сына наместником в море? Сребролукий не любит море.
Подземный фыркнул.
— Блондинчик умеет любить лишь самого себя. Но чтобы править — любить необязательно.
— В небе — может быть, — откликнулась Гера неторопливо. — У вас, под землей… тебе виднее, Железносердный. А море иное. Оно признает своим правителем лишь того, кто породнился с ним сердцем. Зевс любил его, он любит все, что дает власть… но недостаточно: настоящим Владыкой он так и не стал, все оставался словно бы и не на своем месте, да еще и об Олимпе мечтал. С Аполлоном еще хуже. Отец не доверяет ему. Морские не желают покупаться на его обаяние. И даже нереиды находят его песни фальшивыми. Аполлон даже посылал к Прометею — пять лет назад. Спрашивал, кто будет править морем. И Прометей сказал — Кифаред.
— Понятно, — немного помедлив, вымолвил Танат.
Персефоне представились пальцы на струнах кифары. Тонкие, живые, нежно гладящие струны — будто ласкающие морские волны…
Не пальцы Аполлона. Другие. Кифареда Ифита, морского, внука Нерея… и сына Аида. Плоть от плоти моря. И плоть от плоти Олимпа.
— Ифит любит море, а оно любит его, — Гера говорила устало, проговаривая уже сотню раз сказанное. — Морские видят в нем своего царя — пусть даже он не хочет власти. Но если Зевс попытается ему навредить — морской мир взбунтуется. Зевс понимает это — и не хочет начинать новую войну. Но неужели же ты думаешь — он не ищет путей тихо сбросить меня и Ифита в Тартар? Нам трижды пришлось менять дома за последние два года: слишком много шпионов и тех, кто хотел бы ударить в спину втихомолку. Гестии не будет покоя у нас. Рядом с нами он отыщет ее быстрее. И у Афины с Аресом. И у Прометея. Она беззащитна, пока не за щитом — не за-мужем. Пока она просто его похищенная сестра — а он глава рода и может решать ее судьбу. Забрать обратно и заточить в подвалах. Или выдать замуж, за кого ему вздумается. Или…
Вспомнилось — голова золотого змея медленно ползет из травы… к желудку подкатил клубок тошноты.
Танат опустил голову.
— Я не могу, — сказал глухо. — Ты видела Элизиум?
— Слышала, — хмуро отозвалась Гера. — Когда твой братец лез в дружбу к мужу… к Аиду. Болтал про это. Про то, как отец хотел создать себе вотчину и попытался сотворить идеальный мир. Подробностей Гипнос не рассказывал, только вот я знаю отца. Представляю, чем там могло кончиться.
— Не представляешь, — отрезал бог смерти.