Иная судьба

Она тогда явилась прямо перед армиями, посреди полынного поля. В ослепительном белом пеплосе, с эгидой, на которую мы пристроили голову какого-то чудовища, по которому я между делом не промахнулся. В вихре, в громе, в блеске, грозная и прекрасная (только вот прядь на нос так и лезла все равно). Подняла копье, громогласно заявила:

— Остановитесь, глупцы! Зачем вам истреблять друг друга?!

И просвещенные Атой заранее сатиры, и чудовища, и лапифы, и божки с двух сторон зашептали: «Афина, дочь Метиды Разумной! Воплощенная Мудрость!»

— Если вы хотите выяснить, кто могущественнее и кто достойней — почему не устроить состязание? Зачем хотите проливать кровь, безумцы?!

Вот уж точно — устами младенца глаголет Ананка. Хотя… к такому младенцу сунешься — получишь копье между глаз.

Как они ухватились за эту мысль… Состязание! Все — против всех! Каждый может вызвать каждого! И зрелище, и убивать не надо, и честнее некуда. Хочешь — можно устроить драку на мечах, а хочешь — попробуй себя в борьбе. В соревнованиях на копьях, в стрельбе, в кулачном бою…

В чем угодно.

Все — против всех, и драться не нужно.

Афину превознесли до небес за ее мудрость. Прозвали Сохранившей Мир. Еще как-то прозвали — я не вдавался в подробности, мне не до того было.

Они выбирали судей, определяли площадку, где проводить игры (возле Олимпа, где ж еще), они согласовывали правила, соглашались и ссорились — и все под пиры…

Я был занят теми, кто тайно не согласился с Состязаниями. Кто знал, что не выиграет на открытой площадке и потому готов был силой захватывать власть.

Когда начались сами Состязания — я был занят еще и недовольными проигравшими. А то им тоже приходило время от времени в голову — почему бы и нет, тут нас Зевс с Посейдоном победили, а мы как соберем армию, ка-а-ак…

А вот как-то не получается.

Куда-то пропадают союзные басилевсы. Или драконы. Или чудовища из подземного мира, которые решили присоединиться к армии — выступить против Кронидов. Да и сами незадачливые титаны и божки непонятно куда деваются.

Словно сговорились все вместе и решили спросить у мироздания: «Хочешь — исчезну?!»

Играют в прятки.

Прячутся надежно, исчезают надолго, если не насовсем. И сколько не ищут — ну вот никак…

В Тартар-то никто пока не заглядывал, а если бы даже заглянули — где их там найдешь, в вечной тьме.

Тартар заставляет исчезнуть надежно, бесследно.

Делает всех — невидимками.

Наверное, только немного менее невидимками, чем — я.

* * *

Титий был последним. Титаны шепчутся — окаменел. Пошел к какой-то бабе, а она оказалась чудовищем, взяла, в скалу его превратила (все-таки очень удобно, когда Ата-Обман играет на твоей стороне!). Кто там знает, может, это была Трехтелая Геката, зачем-то навестившая поверхность.

А может — еще что случилось, кто знает (про Менетия вот ходят слухи, что он в Стиксе потонул. Стикс не опровергает и только жутко ухмыляется).

На самом деле было проще — с Титием, и с Менетием, и с другими.

Я не промахивался.

Свивал стрелу из холодной, спокойной, терпкой уверенности, из ожидания, из предназначения. Отпускал в лет — из пустоты, из невидимости.

После под невидимостью же добирался до Тартара… и Великая Пасть с благодарностью встречала очередного жильца.

Если тот, в кого я стрелял, был смертным — он пропадал из жизни. Становился тенью, которая никому не может пожаловаться на внезапную острую боль в горле, удушье…

Мои стрелы не оставляли ран, если я этого не хотел.

По моим подсчетам, за годы я успел отправить на асфоделевые поля или в Тартар всех, в ком могла таиться хоть какая-то настоящая опасность.

Для Состязания или для хлипкого, временного, шатающегося мира.

И скоро — день, когда Гелиос совершает свой самый длинный путь, и на этот день назначено Большое Состязание, и значит — скоро…

В тазу с водой для омовения — отражение лица. Сурового, остроскулого, с цепким взглядом черных глаз. Взгляд вопрошает: ну как? Ну что? Разве сделано не все? Разве еще не все исполнено? Твоя дочь изливает свою мудрость на титанов и Кронидов, удерживает их от схваток, настраивает на честное состязание. Выбраны судьи — они, кажется, уже сами догадались, что будет… Ты убрал всех, кто смог бы оспорить твое воцарение. Что же мне сделать еще, Аид Тихий? Хочешь — исчезну?

Качаю головой. А тот, в воде, не унимается. Глядит, как из сна, пытается прочитать взгляд.

Так что же тебе не хватает, Аид Странник? Дворца? Одежд? Союзников?

— Чудовища.

Отражение моргнуло изумленно. Я потянулся, сполоснул руки в тазу.

Вышел во двор, осмотрел окрестности пещеры. Костер попыхивает под котелком. Одно чудовище развалилось шерстистым пузом кверху. Второе ему бок чешет — когда Эвклей и Амалфея заключают мир, они неплохо уживаются вместе.

Богам бы так.

Жаль, чудовища эти — не те. Свои, домашние. Если их на Состязание выпустить — особенно никого не напугают. Ну, Амалфея-то кому-нибудь наподдаст рогами под зад, Эвклей сожрет что-нибудь… не то, аж жалко.

Да и вообще непонятно, где взять такое, чтобы его на месте не укокошили. Чтобы произвело достаточно страха, чтобы…