Индивидуум-ство

Подтверждая его безотрадные слова, чихаю. Ударяюсь лбом о полотенцесушитель. Обогащаюсь зарядом бодрости.

– Ты – нелепость и неуклюжесть, – соскребая поклажу, замечает Василий. – Наш симбиоз отжил свой век. Уползу от тебя к адекватной девушке, которая не разговаривает с вещами и насекомыми.

Покинутая, не придавленная, не зацелованная, не вылюбленная, в хлопковых трусах и базовой футболке – человек-унисекс, – я машинально трачу время на гигиеническую процедуру и, шесть минут спустя, споласкиваюсь студёной водой.

Затем – бегу на маршрутку.

Затем – выхожу из маршрутки.

Спускаюсь в метро, втискиваюсь в капканы-человечьи-заторы и, безо всякого намёка на интим, в рамках благопристойности и комичности – не дышу на фиолетовой ветке, дышу на оранжевой, изгибаюсь, нагибаюсь, вхожу в раж, оголтелым зайцем скачу по эскалатору, врываюсь в здание с бежево-белым фасадом и, забиваясь в кабинет, думаю:

проклятая работа.

Как будто и не уходила домой.

Как будто документы, оставленные начальницей с вечера, лежат на моём столе уже двадцать восемь лет.

Испытывая дичайшее раздражение, кладу на них рюкзак.

Опускаюсь на стул. В куртке.

Неподвижно сижу. В куртке.

Всё ещё вижу аховое отражение в зеркале.

– Здравствуйте, коллега, – говорит начальница. – Вы сегодня необычайно рано. Не хотите раздеться?

– Хочу, – отвечаю я. – Но не перед Вами.

Железная женщина смотрит на меня, как на больную.

– Вы в порядке?

– Да, – сглатываю комок в горле. – В порядке. В прописном порядке. Хочется оформить визу, купить билет до Испании или, скажем, до Германии – и найти какой-нибудь пустяковый повод, чтобы не возвращаться.

– И Вы туда же?! – сердится капитан бумажного судёнышка. – И Вы помышляете отчалить от нашего берега?! Модно же нынче восхвалять другие страны!

– Модно. Конечно.

– Да кому вы там нужны?

– Да кому мы здесь нужны?

– Крысы первыми бегут с корабля…

– Вы считаете, что наш корабль тонет?

– Окстись, вольнодумец и провокатор!

С колодок медленно стекает уличная жижа, образуя на вымытом линолеуме неприглядную лужицу.

Раздеваюсь. Перед нею. Завариваю чай в коричневой кружке, которую давно пора выскоблить губкой.

– Коллега, попрошу Вас не пить чай на рабочем месте.

Молчу. Не отвечаю.

Пью чай из коричневой кружки на рабочем месте.

Не отвечаю. Молчу.

И, кажется, скоро меня уволят.

Ну да и хрен с ними.

Хрен бы с ними, если бы не медицинские услуги, оплаченные минувшей зимою в рассрочку.

Что до перерывов – перерывов нет.

Дела. Дела. Дела.

Excel – как изощрённый вид пыток.

Раскалывает, крошит, отпиливает мою бетонную голову, мою бетонную голову, для коей таблетки и пилюли – подобны лакомству, ради коей уколы ставлю, печенью да почками жертвую.

О, благословенный кеторол!

О, живительный нектар!

О, райское снадобье!

Плодородное. Тонизирующее. Вордостимулирующее.

Бланки, шаблоны и копии прорастают после тебя, как грибы после обильных летних осадков. Только успевай собирать да в стопочки по линеечке раскладывать. Только успевай монотонно накручивать себя размышлениями о том, что жизнь попугайчиков, ёжиков и котиков проходит в путешествиях, в Италиях и в Португалиях чудесных, под лимонным солнцем и апельсиновыми деревьями. О том, что мне-то, мне-то, трудоустроенной – не по карману даже наши родные просторы, наши моря и горы великие. О том, что мне-то, мне-то, извечно экономящей – гулять в злачных гетто-курортах, средь старых домишек, отправленных на реновацию; расхаживать по мусорным дюнам да бескрайним холмам славной области; купаться под потоками чёрного от шлаков дождя; устанавливать рекорды по баттерфляю и брассу в затопленных слезами котлованах; изредка загорать под озоновыми дырами, сгорая и шелуху сбрасывая.

В общем, развлекаться неистово.

Но в основном, конечно, работать.

И дни тянуть. И перерывами не баловаться. И бланками, и шаблонами, и копиями, и скрижалями прорастать.

Делами. Делами. Делами.

Что до развлечений – то они случаются.

Предположим, когда гром гремит. Когда напольное покрытие трясётся. Когда новость о невиданном и неслыханном доселе предательстве по кабинетам со скоростью света распространяется; ставит под сомнение компетентность руководителей – ибо в сердце учреждения, в его сосудах (как бляшка окаянная!) притаился опасный элемент, принявший участие в субботнем митинге, о котором говорят все и повсюду.

Но не эти.

И не тут.

Потому что вокруг – проблем нет.

Так начальство начальства сказало.

Потому что митинги – устраивает какая-то горстка маргиналов.

Это тоже оно сказало.

Потому что орган подведомственный, собственного голоса не имеющий, – запрещает своим клеркам осквернять священные стены личными мнениями, позорить выходками на неспокойных площадках неспокойного города. Нарушившим запрет, опустившимся до вероломства, укусившим кормящую руку – полный увольнец.

Да будет так.

Задача – в короткие сроки выполнена.

Формулировка – зафиксирована.

Формулировка прекрасна в своей лаконичности – по собственному желанию, – на самом деле подразумевающая следующее: прошу уволить по собственному желанию, поскольку…