Infernum. Последняя заря

Почти месяц ушел на восстановление чудом уцелевших амбаров, куда перетащили все спасенные запасы. На Совете было решено до окончания зимы и нового сезона посева и жатвы объединиться всем домам и поделить поровну все имущество, включая скотину. Не все были согласны, но после долгих споров и препирательств пришли к общему решению. На год все уравнивались в обязательствах и правах. Организовали общие загоны для скота, обязанность следить за которым, ухаживать и кормить взяли на себя несколько жителей, распределив очередность. Также назначили ответственных за выдачу пайков. Теперь рыночная площадь перестала быть местом торговли и обмена, а стала временным распределительным пунктом. Каждый житель теперь получал деревянный сруб, который в рыночный день мог обменять на необходимые продукты. Срубы выдавались на каждого члена семьи из расчета на род деятельности, возраст и прочие детали, список которых также утверждали очень долго и порой громко. Ида так и не смогла понять, как это все будет контролироваться и что помешает ответственному отхватить себе больше хлеба? На что отец посоветовал не лезть в дела, которых она не понимает. Так уже бывало в давние времена, когда не один сезон, а многие года люди жили общими усилиями и были равными. Ида спорить не стала, но все равно считала это невозможным. Найдется тот, кто захочет получить больше. И как ни странно, с ней согласился Ишас, который тоже не понимал, почему ему и новому помощнику достается одинаковое количество еды, хотя выполняют они несоразмерную работу. Йофас не давал спуску Ишасу, а Луйс оставался всего лишь помощником.

— Не бывает, наверное, идеальных решений, чтобы действительно все были довольны и никто не остался обделенным. Человек всегда будет считать, что он заслуживает большего, — Как-то сказал Ишас, чем очень удивил Иду. Он никогда не высказывал интереса к подобным рассуждениям, его мысли казались Иде всегда легкими, обыденными. Но спорить она не стала, да и о своем удивлении решила промолчать. Последнее время она ощущала, как расстояние между ними увеличивается, словно трещина в земле грозит разрастись в пропасть. Но заботы и тревоги, связанные со снами и предчувствиями, которыми она ни с кем так и не поделилась, не давали думать об этом. Когда все наладится, она обязательно поговорит с Ишасом. Ему сейчас тоже не до разговоров по душам. На время тяжелого года, было решено ковать изделия не только для нужд деревни, но и для близлежащих городов, чтобы на вырученные драхмы купить то, чего не хватало деревне. Так проходили дни, недели.

Ида больше не просыпалась от кошмаров, видимо, отвар Месидас и правда работал. Но постоянное ощущение тревоги не покидало. Затихало на время, но не исчезало. Иде постоянно казалось, что ей нужно что-то сделать. Что-то найти.

«Иди за мной, я покажу. Не бойся. Страх уйдет вместе с тайной. Столько лет тебя кормили ложью».

Ида старательно отгоняла голос, звучавший в голове, словно назойливая мелодия, которую услышав раз, уже не можешь перестать напевать и слышать в голове. Голос приходил из ниоткуда и уходил в никуда. Она не помнила, откуда он и что значит. Только заметила, что он настигает ее лишь дома. Воспоминания будто затихают на время, когда она в храме или за пределами дома. Но стоит ей переступить порог, как голос всплывает вновь. Поэтому Ида стала дольше задерживаться в храме, развлекая и занимая детей, пока на закате матери не освобождались от ежедневных забот и не забирали своих чад. Ида играла с ними, после обеда читала сказки из «Книги эпох». При храме им любезно выделили помещение, так как с каждым днем становилось все холоднее. Постепенно дети привыкли к ней, а она — к их проказам. Даже Петер уже не задирал младших, а один раз даже помог Адуме, когда та упала.

Казалось, жизнь в деревне стала налаживаться, все вернулись к своим обязанностям, о пожаре старались не вспоминать, поиск виноватых прекратили, а с мыслью о предстоящей тяжелой зиме свыклись. Другого выхода нет, справятся.

Ида возвращалась из храма после очередного занятия с детьми, когда встретила Луйса. Эта встреча была достаточно неожиданной, и ей тяжело было сдержать свое удивление. Луйс редко выходил из кузницы, не участвовал в деревенских собраниях, редко приходил на рыночную площадь, а в Храме вовсе не был замечен.

Он первый подошел к ней, но оба не знали, с чего начать разговор. Поэтому скупо поздоровались и несколько шагов проделали в молчании. Первым тишину нарушил Луйс:

— Говорят, ты хорошо поладила с детьми? — как бы невзначай обронил он, краем глаза наблюдая за ее движениями.

— Да, — тихо ответила Ида, не понимая, к чему этот вопрос, но головы не повернула.

— Никогда не представлял, как можно найти общий язык с этими маленькими демонятами, — усмехнулся Луйс, поворачивая голову в ожидании реакции и ответа.