Infernum. Последняя заря

Луйс продолжал стоять, прислонившись к стене и наблюдая за присутствующими, на чьих лицах застыли замешательство и страх. Еще какое-то время никто не смел нарушать тишину, но вздох облегчения пробежался по комнате. Лишь Старуха Игиль не почувствовала ничего. Луйс ощущал всю пустоту в ее сердце, казалось, она не способна даже на малейшее проявление чувств. Она первая встала, нарушив тишину:

— Раз мы все решили, не вижу смысла тратить время на изучение ваших лиц. И не надо на меня так смотреть, хотя бы себя не обманывайте, что не думали о том же, о чем только мне хватило сил сказать вслух. — Она повернулась к Сар-Микаэлу и с легкой улыбкой продолжила: — я давно не ваша прихожанка, поэтому можете не беспокоиться о моей грешной душе, ибо каждому уготовано по вере его, а я не верю ни в Создателя, ни в его правосудие. — Луйс ухмыльнулся такой дерзости, граничащей с безумием и смелостью. — После моей смерти я сгнию в земле, а душу свою я давно продала, когда согласилась стать частью безумия, охватившего империю. И не смотрите на меня так, я не жду от вас ни спора, ни дискуссий, ни тем более проповедей. Я знаю лишь то, что Создатель, которого знаете вы, не допустил бы такого. Это наша расплата. Это год, прозвучавший в пророчестве. — С этими словами она вышла в ночь, оставив дверь открытой.

— Она так и не оправилась! — спустя какое-то время тишину ошеломленных членов Совета нарушил шепот.

— От чего, Агалар? От того, что не уберегла своего внука? — не сдержался Мосс.

— От того, что потеряла в тот роковой день всю семью и так и не простила себя. Хоть и спасла чужое дитя.

Луйс выпрямился, это было уже интересно. Но вмешайся он в разговор, рискует напомнить о себе, о том, что он чужак, и они замолчат. Похоже не все так идеально и спокойно в этой деревне. До этого момента он считал, что эту деревню обошли события двадцатилетней давности и кроме тайн, скрываемых Старым Потом, все остальное слишком банально и просто для того, чтобы вызвать его любопытство. Он и тогда не сразу поверил, когда поиски дитя привели его в эту забытую Создателем глушь. Надо бы поговорить со Старухой.

* * *

— Скажи мне, что скрываешь?

— Я раскрытая книга, хочешь знать — спроси, если знаешь, что спрашивать.

— Старуха, ты ведь догадываешься, кто я? Загадки оставь смертным, мне нужна тайна.

— У меня много тайн, которые известны всем.

— Чем обязан кузнец деревне?

— Это не моя тайна, не мне ее раскрывать.

— Смеешь мне отказывать?

— Я не боюсь тебя! Я выжгла душу, поэтому тебе не достанется ничего.

— А меня не интересуют души, я караю тело!

— У тебя нет надо мной власти!

— Как знать… если скажешь, что скрываешь! Связан ли кузнец с пророчеством?

— Возможно, как знать, кто из тех семей был связан, а кто оказался невинной жертвой. — она зашлась в кашле, перешедшем в истеричный, но горький смех. — Потеряла одного, помогла другому и лишь время покажет, кто связан, а кто нет. Но грех на наших руках не смыть.

— Интересно. Ты не вспомнишь меня.

— И не забуду.