Информация и человек

И наконец, нельзя не обратить внимания на то, что «отношения» между сознанием и надсознанием в целом очень непростые. Сознание постоянно испытывает воздействия различного рода ощущений, не дающих ему поступать по своему усмотрению. Многочисленные команды надсознания, заставляющие человека делать совсем не то, что он считает нужным, не могут в совокупности не восприниматься сознанием как свидетельство собственной слабости. А подобного рода информация, как мы уже знаем, рождает чувство сильнейшего дискомфорта, проявляющееся в целом букете неприятных ощущений. И все эти ощущения – волнения, тревоги, страхи, сомнения и прочие «понукания», – вызывают, помимо всего прочего, чувство усталости, раздражения, желание на какое-то время избавиться от подобной «кабалы». Этот вопрос гораздо сложнее, чем кажется, и мы разберём его в следующей главе. А пока просто обратим внимание, что главная причина попыток «уйти от действительности» – вовсе не получение удовольствия, а именно желание хоть на какое-то время избавиться от «команд» надсознания (от многочисленных сигналов, которые в своей совокупности являются для сознания информацией о слабости.). На это указывал, в частности, Омар Хайям, который, воспевая едва ли не в большинстве своих рубаи (четверостишья) удовольствия, получаемые от вина, всё же утверждал, что в основе этого пагубного влечения людей лежит не стремление к удовольствию, а нечто другое: «Мы пьём не потому, что тянемся к веселью, / И не разнузданность себе мы ставим целью. / Мы от самих себя на миг хотим уйти. / И только потому к хмельному склонны зелью».

Очень интересной и своеобразной иллюстрацией отношений между сознанием и надсознанием является текст песни Владимира Высоцкого «Смерть истребителя». Конечно, вряд ли Высоцкий этой песней стремился образно показать именно сознание и надсознание, но факт остаётся фактом: её текст с удивительной точностью и глубиной отражает суть рассматриваемого нами вопроса.

В этой песне речь ведётся от имени самолёта-истребителя, ведущего воздушный бой и, естественно, вынужденного подчиняться действиям лётчика. (Говоря образно, самолёт – «сознание», летчик – «надсознание».) Но самолёту кажется, что если бы он не подчинялся командам лётчика, а действовал сам, по своему усмотрению, то всё было бы замечательно. Собственно, самолёт и считает, что действует-то он сам, а лётчик только мешает ему осуществлять свои замыслы (как мы говорили выше, не даёт ему «победить себя»). И именно этот фактор является для него наиболее раздражающим («А тот, который во мне сидит, / Изрядно мне надоел!»). О себе самом самолёт очень высокого мнения. В частности, он небрежно сообщает такую деталь: «В прошлом бою мною «Юнкерс» сбит, – / Я сделал с ним, что хотел» (именно «мною» сбит, то есть самолётом, лётчик здесь вроде бы и не причём). И ему кажется, что лётчик попросту помыкает им, заставляя его идти то «в штопор», то «…в пике / Прямо из мертвой петли». (Напомним, что лётчик ведёт воздушный бой и поступает так не из-за собственной прихоти). С точки зрения самолёта это глупость, он комментирует действия «туповатого» лётчика в форме презрительной усмешки: «Он рвет на себя – и нагрузки вдвойне. / Эх, тоже мне – летчик-ас!..». Или просто: «Меня в заблужденье он ввёл…». Но деваться некуда. «И снова приходится слушаться мне», – горько констатирует самолёт. Правда, иногда, ценой невероятных усилий, ему удаётся поступить по-своему. По крайней мере, один раз, когда действия лётчика были совсем уж «глупыми» («Что делает он?! Вот сейчас будет взрыв!..»), самолёту удалось не послушаться этого «безумца» и поступить в соответствии со своими понятиями: «Запреты и скорости все перекрыв, / Я выхожу из пике!».

Естественно, самолёту уж очень хочется избавиться от «того, который в нём сидит». Он даже клянётся, что когда-нибудь обязательно станет свободным («Я больше не буду покорным – клянусь!»). И вот, наконец, его мечта сбывается: лётчик убит. («Терпенью машины бывает предел, / И время его истекло, – / И тот, который во мне сидел, / Вдруг ткнулся лицом в стекло». То есть в понятиях самолёта получается даже, что лётчик погиб из-за того, что «терпенью машины» пришёл конец, что это он – самолёт – как бы усилием воли освободился от кабалы.) Самолёт ликует: «Убит он, я счастлив, лечу налегке». Но уже через считанные мгновения вдруг замечает, что происходит что-то неладное: «Но что это, что?! Я – в глубоком пике, / И выйти никак не могу!».

Человек, подобно этому самолёту, очень часто пытается избавиться от занудного и вечно помыкающего им надсознания (употребляет различного рода успокаивающие средства, спиртные напитки, а то и вовсе наркотики). И зачастую не понимает, что «тот, который в нём сидит» вовсе не помыкает им и не вводит в заблуждение, а пытается направить его на правильные действия, образно говоря, не позволяет ему оказаться «в глубоком пике». Без управляющих сигналов надсознания человек, конечно же, может быть счастливым и «летящим налегке», но лишь считанные мгновения.

8