Инициатива наказуема (СИ)

Что было действительно нехорошо — Анаксимандер запретил мне с ним разговаривать, пока не начинал первым. Я больше не смела лезть к нему с расспросами, и поэтому не могла спросить ничего про Монику: как она, жива ли, помнит обо мне.

Окончанием дня становилась подготовка ко следующему. На ночь он выпивал бокал вина (с пойлом была такая же нервотрепка, как с книгами) и говорил, какой костюм приготовить. К утру он должен был быть постиран, поглажен и висеть на специальной вешалке у двери в спальню. К счастью, это была уже не моя забота. Я должна была доставить алкоголь и удалить свою уставшую физиономию с его поля зрения. Анаксимандер был не так беспечен, как казалось на первый взгляд. Телефон был под паролем, а на ночь дом закрывался, и автоматически включалась сигнализация, отключить которую можно было тоже специальным кодом, который никто не знал, кроме хозяина. Датчики стояли везде: на главной входной двери, на кладовых и даже на окнах первого и второго этажа.

Я поистине боялась его, знала, на что он способен в гневе, и в случае опасности мне никто из местных не поможет. Вампир и сам это прекрасно понимал, а еще он, скорее всего, догадывался о моих с Никки отношениях. От этого я переживала за судьбу своего друга все сильнее, таким образом, оказавшись зависимой от настроения вампира.

Чем это отличалось от рабства, которого я так боялась? Да ничем.

========== Глава 3. ==========

Проводя с Анаксимандером слишком много времени, я выучила наизусть все его фирменные жесты и фразочки, повторяющиеся из раза в раз, будто заевшая пластинка. Он почти на все отвечал «нет особой причины» или «не твое дело». Обращаясь ко мне и к другим своим питомцам, он не скупился на оскорбления, например, Ника она часто называл «драным щенком», а меня, уже давно прицепившимся, «маленькой шлюхой».

Пока я сидела с ним в кабинете, то наблюдала, как он пишет, аккуратно выводя каждую букву и цифру, как гладит волосы на затылке, когда что-то сбивает его с мысли. Когда он обращался ко мне, то теребил пуговицы на пиджаке, либо крутил в руках перьевую ручку. Каждый раз, когда я встречалась взглядом с его холодными, будто безжизненными, глазами, меня пробирала дрожь, хотелось спрятаться или раствориться. После того, как я стала его вроде как личной помощницей, он заставлял меня не только подавать ему еду. Я рылась в его бумагах и архивах, искала какие-то документы столетней давности, приносила ему. Он их читал, что-то выписывал, складывал в стопку и отправлял меня обратно. Документы были сплошь расписаны графиками и формулами, с цифрами и символами, вероятно, денежными.

Из-за бумажной пыли комната с архивом быстро загрязнялась. Я убиралась там по нескольку раз в неделю, постоянно таскала и передвигала тяжеленые ящики и коробки. Но в самих бумагах я ничего не понимала, они были то ли на итальянском, то ли на испанском: какие-то контракты с причудливыми подписями, непонятные печати и организации. А главное, нигде я не нашла упоминания Уайтли. Видимо, эту фамилию он взял себе относительно недавно.

Он был загадкой, пока тщательно скрывал свою личность и не считал нужным меня посвящать в свою жизнь. Но мне так и не удалось понять, чем он занимался.

Как я уже говорила ранее, Анаксимандер был брезгливым до безобразия. Это распространялось и на слуг, поэтому все в обязательном порядке мылись каждый день, а летом по несколько раз. Вампира ужасно бесил запах пота, и особенно доставалось Никки, который в жару работал в саду. Хозяин сам рисовал схему посадки цветов и кустарников, которые каждый год были разные, и Никки вместе с парой помощниц должны были все эти приготовления сделать как можно скорее. С бедняг текло по три ручья, а с Ника все четыре, потому что он больше всех орудовал тяпкой. Но даже сидя на втором этаже дома, Анаксимандер высовывался в окно и знаками показывал им всем, что пора сделать перерыв, то есть помыться, а своего щеночка он отправлял на короткий отдых чаще всего.

Я заметила, что его бесил не сам Никки, а то, что этими запахами проявлялась его человечность, ровно, как и у других женщин. Стремление вампира жить в каком-то стерильном пузыре меня просто убивало, но это оттого, что я обычный человек, и не видела ничего плохого в естественных биологических процессах.

Спасибо, что его не раздражало то, что я просто дышу.

С Никки я стала общаться очень мало. Иногда, посматривая на него с расстояния, я вспоминала о том, как мы спали на одной подушке, и те ночи казались потерянным раем. Разговаривать нам было не запрещено, но сделать это в непринужденной обстановке больше не было возможности. Он не решался ходить ко мне, когда за стенкой, возможно, сидит хозяин. За произошедшее тогда с Моникой я его простила, ведь он действительно не мог себя контролировать, в любом случае он был моей единственной радостью и даже мельком увидеть его через окно или случайно столкнуться в коридоре вселяло в меня уверенность и надежду.

***