— Он не твой отец, Никки! — я не вытерпела и зарядила парню пощечину. Она отрезвила его, но не сильно. — Он убил твою мать, покалечил из прихоти, вовсю использует твой рабский труд! И ты продолжаешь боготворить его! А меня тебе не жалко? Меня? На моем теле живого места нет, вывихнутая рука до сих пор с болью гнется. Я ненавижу его, но ради тебя, идиот, продолжаю с ним спать, потому что только со мной он разговаривает. Каждый раз, каждый раз я представляю тебя на его месте, и только это спасает меня от того, чтобы он не злился и не называл сухой пустыней! — я схватила Никки за голову и прижала к своей груди. — Я хочу спасти вас всех, но у меня не хватит сил и времени. Согласна на все — убить, расчленить, сжечь, — что угодно, лишь бы выйти отсюда и увидеть родителей, увидеть твою искреннюю свободную улыбку! Взять Монику за руку, и чтобы мы втроем уехали куда-нибудь далеко-далеко из этого проклятого места. Если ты мне не поможешь, никто больше этого не сделает!
Эмоции завладели мной, и я расплакалась. Ревела, как ненормальная, и слезы градом катились по лицу и капали на кудрявые волосы Никки. Он притих, слушая, как колотится мое сердце и содрогается в истеричном приступе грудь. Думаю, он и сам прекрасно понимал свою проблему. Но мне нужно было избавиться от давящего на меня уже не первый месяц напряжения и ощущения постоянной опасности. Нервы были на пределе, и я действительно больше не могла терпеть происходящее. Чувство ответственности за этих ребят, которых еще буквально полгода назад я не знала вообще, накрывало меня с головой. Здравый смысл подсказывал, что бесполезно с ними нянчиться и нужно рвать когти. Но перед глазами сразу всплывали испещренная шрамами Моника и Никки, жизнь которого с одного легкого движения вампира навсегда прервется.
— Ты такая сильная, — прошептал Ник. — Ты видишь его насквозь, а мы все лишь безропотные дети. Если бы не ты, я, наверное, даже не смог бы этого осознать.
Он отстранился от меня и посмотрел в глаза.
— Завтра поеду в город и постараюсь купить что-нибудь. Но не могу гарантировать, что в последний момент моя рука не дрогнет.
— Как и я, — мне пришлось лишь кивнуть. Заговорщики из нас были те еще. — Я мечтаю об этом, представляю в мельчайших подробностях, но в реальности даже больше не готова ударить его первой. Мне очень страшно.
На следующий день Никки уехал. Отец поручил ему еще какие-то бюрократические дела, помимо закупки еды, и мой друг должен был отсутствовать как минимум несколько дней, а я продолжила выполнять свои рутинные обязанности. Счастливая мысль о том, что мои деньги сохранились, как никогда грела меня. Не было ничего более приятного за последнее время, хоть какой-то лучик надежды пробился в темное царство отчаяния.
Анаксимандер стал невыносим. Казалось, что он требует своеобразной платы за то, что поделился со мной слишком большим объемом личной информации.
Если раньше он мог часами не обращать на меня внимание, то теперь он лип в любое время дня (глубокой ночью его величество предпочитало исключительно почивать). Потом я поняла, что ему доставляет дополнительное удовольствие сам процесс омоложения. Он мог извлекать интерес и наслаждение даже из того, что еще недавно приносило ему лишь страдание.
С прытью гормонально взрывоопасного подростка он лез ко мне под юбку и пытался зажать едва ли в каждом углу своего дома. Его не смущали проходящие мимо служанки, которые, к счастью или к сожалению, почти не обращали на нас внимания. На свой страх и риск я ему отказывала и вырывалась. Мою игру в недотрогу он тоже воспринял с энтузиазмом. Вампир все это делал исключительно ради своего удовольствия и веселья. Он прекрасно понимал, что я, возможно влюбленная в его «сына», никуда от него не денусь, тем более что организм мой настолько ослаб, что на исходе второго дня отсутствия Ника, я просто сползла по стенке, когда отнесла ему ужин, и едва не упала в обморок. Обеспокоился ли Анаксимандер? Ничуть. Он просто воспользовался моей беспомощностью и, как невесту, отнес к себе в спальню. Быстро избавившись от напряжения, он снова начинал кусать меня. С тех пор, как его влечение приобрело хаотичный характер, он стал вести себя гораздо грубее, и, похоже, всерьез принялся за «украшение» дочери. Раньше после близкой связи я не замечала ничего необычного на себе, а теперь с утра стала находить по всему телу следы укусов, неглубоких, но заметных, которые быстро заживали, а спина и грудь были расцарапаны так, будто меня секли плеткой трое суток. Наверное, от анемии я вырубалась, а он уже развлекался, как ему хотелось.
Из-за всего этого спектакля, я совсем перестала нормально есть и спать, потому что валяться в кровати до обеда никому не разрешалось. Даже Анаксимандер никогда не просыпался позже восьми утра, если полночи «трудился» со мной. Он требовал работать, как прежде, говорил, что это замена обычным физическим нагрузкам, которые необходимы юных людям для поддержания здоровья.