Иннокентий Смоктуновский. Без грима

Многие моменты редкого отдыха я помню, как сейчас. Эти места Эстонии были приграничной закрытой зоной, охраняемой пограничниками. Поэтому в лесах было множество белых грибов, а в водоемах – форели с красной икрой. Пограничники приглашали отца с мамой и со мной в лес за грибами и на речку. Как-то мы с мамой в азарте поиска грибов заблудились и вышли на большую поляну. Не знаем, куда идти дальше. Решили ждать, пока нас найдут. Еще даже не стемнело, когда на краю поляны появились две приземистые «амфибии» – бронетранспортеры. Военные нашли нас. Вижу день, когда отец без грима прискакал на лошади в поселок, где мы жили. Незабываемое впечатление. Помню кошечку, которую мы завели там, и в честь стоящего неподалеку замка Кэйла-Йоа назвали Кэйлочка. К сожалению, кошечку пришлось оставить там. И когда вернулись в Ленинград, моя дорогая любимая мамочка плакала: «Как же Кэйлочку мы не взяли?»

Мне, ребенку, тогда казалось, что отец был на съемках «Гамлета» главным, главнее режиссера Григория Козинцева; казалось, что все снимается так, как велит и как хочет он. Но когда я повзрослел, отец рассказывал мне о приемах Козинцева. Он отводил отца в сторону от других актеров и говорил: «Как вы думаете, Иннокентий Михайлович, как мы будем снимать этот эпизод?» Отец отвечал: «Мне кажется, вот так и вот так. А это хорошо было бы попробовать сделать вот так». После этого Козинцев резко отталкивал отца и кричал группе: «Всем слушать мою команду! Иннокентий Михайлович, займите свое место!».

Тяжкий труд, огромное напряжение. Ими сопровождались все роли отца, положительные и так называемые отрицательные. Так называемые, потому что у большого актера нет отрицательных ролей.

Много позже на сцене МХАТа, в течение трех или четырех лет, мне посчастливилось наблюдать актерскую работу отца вблизи, будучи рядом (я был одним из статистов в спектакле «Господа Головлевы»). И это одна из моих любимых ролей отца. Я впервые ощутил, что он играет везде не только героя, но и свое отношение к нему, одновременно перевоплощаясь в определенный образ и пропуская все через себя. Потому что нельзя иначе. Невозможно держать зрителя огромного зала на одной «отрицаловке», и хорошему актеру приходится полностью переживать за самые страшные события, которые происходят, и пропускать их через свое отношение, через свою боль, через свое страдание. Какой это тяжкий труд!

В «Маленьких трагедиях» мы тоже играли вместе – отца и сына в «Скупом рыцаре»; но здесь моему отношению очень мешает неприятие себя в этой роли. После нескольких показов меня стало ужасно раздражать несовершенство моей работы. Другой артист мог бы сыграть эту роль лучше. Не нахожу ни одного удачного своего кадра. Просто загримировали, одели в рыцарскую одежду, и я изображаю самого себя.

Несмотря на вечную занятость, для нас с сестрой он был замечательным отцом, старался во всем помочь. Одно время я сопровождал его в гастрольных поездках, когда МХАТ ездил по Союзу – Томск, Красноярск. Без меня ему было бы гораздо легче, потому что он постоянно боялся моих промахов, что я опоздаю на спектакль (я не опаздывал, но всегда приходил впритык). Его это расстраивало, так как для него первое условие работы, как он мне объяснял, – пунктуальность.

Актерская профессия – это производство, говорил он мне, и опаздывать здесь нельзя. Если человек приходит вовремя, с ним можно работать, а если нет, то никому такой работник не нужен.

Один раз он взял меня с собой в киноэкспедицию на Урал на месяц, где в самом северном районе снимал пермяк – Михаил Заплатин, создатель фильмов о сибирской природе. Мы жили в избушке, спали на полу, накрывшись накомарниками; для отца это все было тягостным испытанием. Он терпел массу неудобств, особенно из-за своего диабета. Но ему как отцу важно было, что я рядом с ним, что люди видят, как я справляюсь с работой. Он был прекрасным отцом. Если хотел ободрить, то горячо хвалил даже за малое: «Молодец! Все ведь очень просто. Почему бы всегда так не делать?» Или еще одна любимая фраза: «Будь дружочком!» Если просил о чем-нибудь меня или сестру: «Будь дружочком!»

Он вообще не очень любил путешествия и предпочитал работать дома. Ему с его болезнями так называемый отечественный сервис был тяжеловат. Очень ценил домашний уют, заботу моей матери, когда всегда готов обед, выстирана и выглажена одежда и можно ни на что не отвлекаться в работе над ролью. И тем не менее он был «профессионалом-командировочным». Мог сам себе и выгладить, и постирать. Вот только с диетической пищей в нашей провинции всегда было сложно, и часто в экспедициях и на гастролях его мучили боли в желудке, он не спал ночами. Работу его это, конечно же, осложняло.

Он отдыхал мало, даже если экспедиция была за границей или на юге, например, в Сочи. Ведь основное время он проводил на съемочной площадке, где от жары постоянно тек грим, где очень дискомфортно в тяжелой и неудобной одежде, особенно если фильм «костюмный». Я лично эту одежду начинал ненавидеть уже на третий день.