Иннокентий Смоктуновский. Без грима

Главным в жизни моего отца был тяжкий постоянный труд. Папа отличался удивительной скромностью, никакого пижонства. Была бы вещь удобна – и все. Я не помню, чтобы он привозил себе что-нибудь из заграничных поездок. Матери привезет, мне, сестре, а спросим: «Что себе-то привез?» – и окажется, что практически ничего.

Одно время он увлекался иконами. Собирал их с 1965 по 1973 год. А потом все раздарил. Разным людям. Приезжают из-за границы. Что им подарить? Дарил икону. Это не просто подарок. Это духовный поступок. Дарил он и очень дорогие иконы самым разным людям, не только друзьям. Разумеется, не из-за желания что-то получить взамен, а просто из чисто человеческого импульса – желания что-то подарить на память. Здесь даже не широта, а естественность его души.

Ему приходилось слишком много общаться с людьми во время работы. Его то пытались заинтересовать своими проектами или идеями, то просто приглашали провести вместе время. Бесконечно сыпались предложения интервью, концертов, приглашения на роли. Просили совета, помощи. Надоедали поклонницы «со сдвигом». И когда была возможность, он пытался уйти от контактов. Даже на даче, на Икше, куда он очень редко выбирался, обязательно приходили, и с вопросами, – один, другой, третий. А он приезжал всего на день-два и удивлялся: «Ну как же люди не понимают, что я приехал отдохнуть!»

Какие-то вопросы требовали неотложного вмешательства и решения, когда он состоял в правлении кооператива. Мама его постоянно ругала за то, что он взял на себя еще и эту работу. Но ведь его просили, а отказать обычно было для него сложно. А вместе с тем и найти время на все было просто невозможно. Поэтому иногда мама говорила, что отца нет дома. Ему было тяжело: получалась постоянная занятость и острый дефицит времени.

Он очень любил Икшу и, когда приезжал, часто стоял у окна, смотрел и говорил: «Боже, как здесь хорошо!» И мы надеялись, что с возрастом он будет меньше сниматься, меньше работать и жить на Икше. Отец мог бы там отдохнуть, воплотить в жизнь свои литературные планы; он уже начал писать воспоминания о детстве, о своей семье, о Сибири, о жизни на фронте. Ему удалось очень мало сделать, хотя то, что я читал, мне очень понравилось: это воспоминания о фронте, о его отце, о детстве. По-моему, он обладал еще и большим литературным даром. Он и здесь был очень требователен к себе. К сожалению, мы остались без этих воспоминаний, которые, думаю, были бы очень интересными и нужными. Увы, этого уже не восполнить.

Он не позволял себе отдохнуть. Во-первых, потому что в работе была его жизнь, и он не мог уже отдыхать вне работы. Хотя он говорил, что ему тяжело работать, что устал, но ссылался на нас: «Надо ведь вас кормить, на что вы иначе будете жить?» Но главным было то, что он уже не мог существовать без работы. Он находился в своей ауре, он этим дышал и жил, работа даже давала ему какой-то отдых.

В основном он полностью отдавался своим ролям, но кое-что было, конечно, просто работой ради заработка. И тогда он, на мой взгляд, не тратился полностью, а просто использовал навыки мастерства.

Он любил природу. И когда был на Икше, то не просто созерцал ее, а возился на огороде, выращивал цветы и овощи, посадил облепиху, ивы посадил. Мама с сестрой до сих пор за ними ухаживают, поливают. Природу он любил как-то творчески.

Сделал клумбу с цветами перед нашим балконом. Может, случайно получилось в форме «8» – числа вечности. Сознательно он такого бы никогда не сделал. Это противоречило его характеру. Он просто хотел сделать что-нибудь красивое, чтобы было приятно смотреть из окна. Но клумбу попросили убрать: мол, нечего здесь самоутверждаться.

Еще он любил читать. Ему приходилось много читать, так как это было тесно связано с работой. И не только пьесы и сценарии, разные литературные произведения. Он не просто читал, а делал выписки, отмечал. Когда я был студентом, я вместе с ним работал над князем Мышкиным (это была идея одного моего сокурсника по Щукинскому училищу) и видел, как отец буквально каждое предложение из романа подвергал такому анализу, изложение которого уместилось бы, наверное, на двух-трех листах. Литературу он любил всерьез. Он считал, что актерская работа и литература – это не только искусство, но и наука – наука изучения человека. Считал это одним из серьезнейших дел, которое можно приравнять к работе врача, так как и врач, и актер, и литератор занимаются изучением и излечением человека. А в качестве отдыха очень любил читать «Сто лет одиночества» Маркеса. Любил детективы, приключенческие книги, которые читал для развлечения. Телевизор он редко смотрел.

Выйдет из своей комнаты, посмотрит, что там на экране происходит, скажет две-три фразы и уйдет. Наши телевизионные фильмы с обилием быта в основном ему были не интересны. Он также очень скептически относился к массовому западному кино, с его культом суперменов. Иногда, конечно, он отдыхал, просматривая развлекательные фильмы, но так, как взрослый человек отдыхает, наблюдая за игрой детей. Просто это давало ему возможность расслабиться.