Иностранец

Дерибасовская опустела, в это время суток на ней, как правило, редко, но встречались прохожие, не те, что медленно прогуливаются вдоль от Садовой до Пушкинской и дальше, а снующие поперёк улицы, спешащие в темноту соседних переулков, тёплый свет фонарей отражался от брусчатки, как от глянца, торговцы с ярмарки в тишине закрывали на ночь прилавки, складывали столы, связывали стулья, местные бомжи осматривали урны в поисках бутылок и прочих ценностей. В одиночестве на скамейке сидел Утёсов, отдыхающий от отдыхающих, а двенадцатый стул не штурмовали пятые точки фотографирующихся туристов. Фонтан перед беседкой обдавал брызгами спящего рядом на картонке бродягу, у которого Слава, незаметно присевши, бессовестно вытащил из баночки для пожертвований десятку. Огромные шахматы стояли безмятежно на поле битвы в ожидании будущих гроссмейстеров. Минуя Гаванную по безлюдной Ланжероновской, мы вышли снова к Екатерининской, где замкнули петлю, опутанные усталостью и сном побрели теперь уже без смены курса на Приморский бульвар. Проходя возле места, откуда несколькими часами ранее отъезжала наша карета, Слава заметил на дороге сигарету, поднял её, ожог фильтр зажигалкой, положил за ухо и сказал:

– Parliament. Пригодится. Мы только такие как раз и курим.

Я молча перебирал ногами, шаги давались тяжелее, я бы охотно поискал дорогу в царство сна. Возможно, Слава это заметил и заботливо спросил:

– Ты может уже домой хочешь?

– Нет, ну куда там? Ничего не ходит в такое время, а на фару денег не хватит.

– А меня вырубает… – зевнул Слава, – Что-то надо придумать.

От Дюка мы свернули вправо. Сегодняшние наши ночные приключения подходили к концу. Обзорная экскурсия по центру города завершилась на бульваре. Тут Слава улёгся на скамейку, положил под голову рюкзак, вокруг не было ни души, вдали слышался гул порта, стук вагонов и скрежет кранов. Я разместился на лавочке с противоположной стороны и вскоре незаметно погрузился в сон.

7

Говорят, что самое холодное время суток наступает перед рассветом. Одессу во второй половине лета холодной язык назвать не повернётся. Пекло начинается с самого утра. Сквозь кроны каштанов просочились лучи и нагревали мою физиономию, но проснулся я не от этого, меня разбудила струя воды едущей по тротуару поливальной машины, намочившая мои ноги. Брызги летели во все стороны, по этой причине мгновенно проснулся и Слава. Ничему жизнь не учит молодых людей. Каким-то чудом нас спящих не обокрали ночью. Хотя уже и воровать было нечего. Думаю, если бы у Славы исчезли сандали, лежавшие под скамейкой, то он бы не был расстроен и ходил по Одессе босиком. А мои стёртые кеды вряд ли принесли бы кому-то пользу. Я не мог похвастаться разнообразным гардеробом, а купить даже одну новую вещь на сезон удавалось не часто. Эпоха советского однообразия осталась позади, мы жили во времена турецко-китайского изобилия. И тем не менее, обновка становилась праздником. Сытому голодного не понять. Потянувшись, зевнув, летний день выпрямил спину и весело зашагал на встречу морскому бризу. Мы последовали за ним.

– Может тебе стоит уехать за границу? – спросил меня Слава.

– А я, по-твоему, где?

– Ну туда, дальше, на запад, Чехия, Польша…

– Честно говоря, я не думал об этом, – идея была интересной, но с трудом я себе представлял, как её реализовать, – Я же язык не знаю. Чем я там буду заниматься?

– Заработать денег можно, потом вернёшься.

– Не знаю, надо подумать, знакомых поспрашивать.

Даже если перемены назрели, даже если стал в тупике и не знаешь, куда идти, всё равно не двинешься с места, пока не налетит волна и не смоет тебя. Вот и говорят «ждёшь с моря по морде».

– Там все более открытые, либеральные, не стесняются своих эмоций, взглядов, мыслят свободно.

– В Одессе тоже общительные и открытые люди и тоже мыслят свободно.

– Да, но одесситов меньше становится, многие где-то разъехались.

– А сюда понаехали, – усмехнулся я.

– Везде к приезжим относятся с опаской.

– А ты мне предлагаешь стать таким.

– Так не на всегда же, мир бы посмотрел. Короче, я тебя не заставляю и не предлагаю.

– Не, ну понятно… Я тебя понял.

Слава меня абсолютно не уговаривал, это остатки моего критического мышления начинали с ним спорить. Его предложение даже не несло в себе какой бы то ни было конкретики.

– Вообще, делай, что хочешь, если это делает тебя свободней и раскованней: пей, кури, ругайся матом. В мире столько дорог, что можешь ещё и выбрать.