Инсбрукская волчица

– Ona ne razumije hrvatski (Она не понимает по-хорватски)! – быстро вставила Мила и Филипп, разочарованно вздохнув, сел за стол и сказал уже на ломаном немецком:

– От этих лекарств я сплю на ходу.

– Пусть уж лучше спит, чем буянит, – шепнула мне Мила и с опаской посмотрела на отца.

– Вы, значит, сестрички теперь? – спросил Гранчар и вскоре неожиданно расхохотался. – Похожи, похожи.

Он даже приложился лбом о стол. Смех у него шёл вперемежку со странными завываниями и больше напоминал очередной припадок. Мне стало неуютно. Да, никакая прислуга не выдержала бы жизнь с двумя людьми, которые с головой не дружат. Эти жесты, телодвижения и даже интонации Мила копировала у отца. «Ну да, на кого ещё ей быть похожей?» – с тоской думала я. Кстати, а что же мать? Почему Мила так рьяно присосалась к нашей семье и почему так активно мусолила тему измен?

– Говорят, немки страшные, как моя жизнь. Брешут, собаки, брешут… Вот ваша Инга, если присмотреться… Э-эх! А ведь у Милы могла быть настоящая сестра… Или брат. Да вот же, довели, собаки мёрзлые, Марту мою до гроба!..

– Уходим! – шепнула Мила, наблюдая, как быстро вспыхнул Филипп.

Я и без её указаний поняла, что Гранчара опять накрывает припадок, и лучше его посторониться, пока он не устроил тут погром. Я уходила на ватных ногах. Не дай бог родиться в такой семье!

Из дневника Ингрид Лауэр:

«1902 год

11 января 1902

Я когда перечитываю письма от Вальтера, точно растворяюсь в себе. Он говорил, что не романтик, но я-то знаю, что он просто прибедняется – разве мог бы человек сухой и «правильный» так быстро вскружить мне голову?

Я ведь знаю, как ведут себя люди противоположных черт – достаточно посмотреть на Гельмута – всё время лицо кирпичом. Фрау Вельзер его недолюбливает – слишком уж часто он поднимал всякие неприятные вопросы, связанные с ученицами. Разве такому скандалисту место на должности учителя? В детстве он однажды устроил нам «сюрприз» и ведь за что? За какую-то мелочь! Я всего лишь подсмотрела в пару билетов, а он заменил потом все вопросы и половину наших на переэкзаменовку направил, а меня – так дважды. Он хороший математик, но при этом мелочный и несдержанный. Никогда не думает, что его слова могут и задеть кого-то. Сравнить меня с карточным шулером за то, что я подсмотрела билеты… Впрочем, это уже дела прошлые. Его не изменить.

20 января 1902

Милы давно уже нет в школе. Я очень беспокоюсь за неё. Анна разительно изменилась – молчит целыми днями, ходит, опустив голову. Говорят, она перенесла какое-то страшное потрясение прошлым летом. В её возрасте нелегко оправиться после стресса. Признаюсь честно: она меня сильно беспокоит. Никому не доверяет, всегда и везде одна. Я бы могла её разговорить, да что-то не хочется к девочке в душу лезть. Тем более, у неё есть родители, они о ней заботятся.

11 февраля 1902