В коридоре Инга придерживала голову Эстер, у которой на полном серьёзе изо лба текла кровь. По коридору к нам уже спешили какие-то люди. Эстер закатывала глаза, и вид у неё был умирающий. Я испугалась. Видимо, что-то пошло не так. Однако, когда её уже выносили, Эстер вдруг бросила на меня хитрый взгляд, по которому я поняла, что всё так и было задумано.
От классной дамы мы узнали, что Эстер в санитарной карете была отправлена домой ещё до начала уроков. Что делать с фотографией, я не знала, и спрятала её среди своих книг.
После занятий я поспешила домой к Эстер. Я шла к ней первый раз.
Эстер с матерью жили в съёмной квартире прямо рядом с театром. В театре мне приходилось бывать на благотворительных вечерах, которыми часто занималась моя мать, поэтому дорога была мне хорошо известна.
Никогда раньше я не была в более странном доме. Дверь мне открыла пожилая горничная в накрахмаленном переднике. В руке у неё был недовязанный шерстяной носок.
По национальности она, видно, была француженкой, потому что я ни слова не поняла из того, что она мне говорила. Горничная провела меня по странному помещению, завешенному парчовыми драпировками и уставленному бронзовыми подсвечниками, в роскошную спальню, где среди ковров, огромного количества срезанных цветов и ламп, источающих благовония, на большой кровати под балдахином лежала Эстер с перевязанной головой.
– Как ты себя чувствуешь? – осторожно спросила я.
– А, ерунда, – ответила она, махнув рукой.
– Но ведь у тебя была настоящая кровь, я сама видела? – вытаращила глаза я.
– Конечно, настоящая, – возмутилась Эстер, – всё должно было быть правдоподобно. Я часто так делаю, когда не хочу идти в школу. Надо очень быстро крутиться на одном месте в одну сторону, а потом позволить себе упасть на пол и удариться головой. Готово! Это почти не больно.
И слова Эстер, и окружающая обстановка были для меня удивительны. До этого я ничего не знала о жизни богемы. А мать Эстер как раз к богеме принадлежала.
– Где твоя мама? – спросила я подругу.
– Катается, – сказала она равнодушно, – или с Шульцем, или с Миллером.
Я удивилась ещё больше – Шульц и Миллер были уважаемые люди, женатые, обременённые большими семействами, промышленники. Было очень странным, что они, среди дня, почему-то поехали кататься вместе с матерью Эстер, артисткой, выступающей в нашем театре в ролях второго плана.
Эстер заметно забавляло моё удивление.
– Хочешь, что-то покажу? – весело спросила она.
Резво соскочив с кровати, она открыла какой-то ящичек и достала маленькую золотую шкатулку размером не больше монеты в две кроны.
Эстер открыла миниатюрную крышечку, украшенную монограммой из разноцветных камешков, и я увидела, что шкатулочка доверху наполнена белым порошком.
– Что это? – тупо спросила я.
– Билет в царство грёз, – будто чужими словами ответила Эстер, и видя, что я ничего не понимаю, добавила, – Кокаин, разве ты о нём раньше никогда ничего не слышала?
– Нет, не слышала… – сказала я, – а что с ним делать?
Эстер взяла маленькую щепотку порошка, насыпала тоненькой полоской на театральную программку, лежащую на столике, и, закрыв одну ноздрю себе пальцем, второй ноздрёй втянула порошок в нос.
Это действие показалось мне настолько странным и противоестественным, что я легонько вскрикнула. Мелькнула мысль, не сошла ли Эстер с ума.
Но она посмотрела на меня и расхохоталась.
– Глупая маленькая девочкаааа… – сказала она.
Тон голоса у неё внезапно переменился, он стал гораздо более мягким и женственным. Улыбка была лукавая, а глаза сияли.
– У меня очень много идей, – сказала она, – мы вместе могли бы их осуществить, если ты будешь меня слушаться, я тебя с ними познакомлю.
В это время раздались шаркающие шаги за дверью.
Эстер молнией метнулась обратно в постель и закрылась по шею одеялом.
На золотую коробочку она сверху бросила журнал.
Торчащие из-под одеяла щёки пылали. В глазах горели огоньки.
Вошла пожилая горничная со стаканом молока на подносе. Она что-то бормотала на своём непонятном наречии. Положив руку на голову Эстер, она видимо, хотела проверить, нет ли у девочки жара, но Эстер так сильно вздрогнула, что служанка пролила молоко на поднос.
– Пошла вон, неумеха, криворукая! – закричала Эстер и швырнула в горничную подушкой. Та поспешила удалиться, продолжая бормотать.
Эстер приподняла журнал с золотой коробочки и спросила меня:
– Хочешь попробовать?
– Нет, нет, не надо! – испуганно ответила я.
– Да не бойся, у нас ещё есть, – сказала Эстер, – господин Шульц регулярно приносит кокаин моей матери. Она никогда не следит за своими вещами и постоянно забывает. У неё в разных местах припрятано, уж я-то знаю.
– Но зачем? – спросила я.
– А вот попробуй, тогда узнаешь, зачем.
Трясущейся рукой я взяла щепотку белого порошка и попыталась сделать всё так, как делала Эстер.
– Да не просыпай, – наставляла она меня, – видишь, просыпала? Дорогая вещь!
Я попыталась втянуть носом порошок, но вместо этого неожиданно чихнула. Порошок разлетелся по столику.
– Что ты делаешь?! – закричала Эстер, – ты глупая! Иди отсюда, дура! Уходи!
Вторая подушка полетела в меня.